Командир и штурман
Шрифт:
– «Аргонаута», – объяснил один из каменщиков.
– Еще один трехпалубник. И три фрегата, два из них – французские.
Англичане молча наблюдали за уверенным, спокойным движением кораблей. «Сюперб» и «Темза» находились всего в миле от объединенной эскадры, входившей в пролив. Огромные, первоклассные испанские корабли – красавцы неумолимо приближались. Каменщики отправились обедать. Ветер повернул в вестовую четверть. Тень от башни повернулась на двадцать пять градусов.
Обогнув мыс Кабрита, «Сюперб» и фрегат направились прямо в Гибралтар, в то время как испанцы пошли в бейдевинд, взяв курс на Альхесирас. Теперь Джек мог убедиться, что их
– Неплохой денек, сэр, – проговорил Моуэт. – Я так и подумал, что вы должны быть здесь. Я принес вам пирог.
– Большое спасибо, – воскликтгул Джек. – Я чертовски голоден. – Отрезав кусок, он тотчас съел его.
Поразительно, до чего изменился флот, подумал Джек, отрезая другой кусок. В свою бытность мичманом он ни за что на свете не заговорил бы со своим капитаном и уж не стал бы приносить ему пироги. А если бы и пришла ему в голову такая мысль, он ни в жизнь не отважился бы осуществить ее.
– Позвольте разделить с вами компанию, сэр, – произнес Моуэт, усаживаясь рядом. – Думаю, они прибыли, чтобы выручить французов. Как вы считаете, мы их атакуем, сэр?
– «Помпеи» в течение ближайших трех недель не сможет выйти в море, – подумав, ответил Джек Обри. – «Цезарь» получил тяжелые повреждения и должен поставить себе новые мачты. Но если он даже будет готов до того, как противник отправится в плавание, мы сможем выставить пять кораблей против десяти неприятельских или девяти, если исключить «Ганнибал». Тремстам семидесяти пяти орудиям будут противостоять семьсот орудий с лишним, если обе неприятельские эскадры соединятся. Кроме того, нам не хватает людей.
– А вот вы бы их атаковали, верно, сэр? – спросил Бабингтон, и оба мичмана весело засмеялись.
Джек задумчиво покачал головой, и Моуэт продекламировал:
И гарпунеры встанут в ряд
И сонного кита сразят.
– Что за громады эти испанские корабли, сэр, – продолжал Моуэт. – Экипаж «Цезаря» обратился к начальству с просьбой разрешить им работать день и ночь. Капитан Брентон сказал, что они могут работать весь день, а ночью должны стоять на вахте. Они складывают на молу кучи можжевельника, чтобы жечь костры для освещения.
При свете таких костров Джек Обри наткнулся на капитана Китса, командира «Сюперба», который шел с двумя своими лейтенантами и каким-то гражданским. После удивленных восклицаний, приветствий и представлений капитан Китс пригласил Джека отужинать с ним. Они как раз возвращались на корабль. Конечно, трапеза будет не бог весть какая, но подадут настоящую гемпширскую капусту из собственного огорода капитана Китса, доставленную на борт «Астреи».
– Очень любезно с вашей стороны, сэр. Я вам очень признателен, но вы должны меня извинить. К несчастью, я лишился «Софи» и осмелюсь предположить, что вы, вместе с большинством других капитанов первого ранга, будете находиться в составе трибунала, который будет судить меня.
– Ах вот как, – отозвался капитан Китс, неожиданно смутившись.
– Капитан Обри совершенно прав, – менторским тоном произнес штатский.
В этот момент посыльный сообщил, что капитана Китса срочно вызывает адмирал.
– Что это за дохлый шпак в черном сюртуке? – спросил Джек своего знакомого – Хиниджа Дандеса, капитана «Калпа», спустившегося по лестнице.
– Коук? Новый военный прокурор, – ответил Дандес, странно посмотрев на Джека Обри.
А может, ему только так показалось? И тотчас невольно пришли в голову слова из десятого параграфа Дисциплинарного устава: «Если кто-то из служащих флота предательски или из трусости сдастся или станет просить пощады, то по решению военного трибунала он будет приговорен к смерти…»
— Хинидж, пойдем разопьем со мной бутылку портвейна в трактире «Блу постс», – предложил Джек Обри, проведя рукой по лицу.
– Клянусь честью, Джек, это именно то, чего мне сейчас больше всего хотелось бы, но я обещал помочь Брентону. Я как раз туда и направляюсь. Там ждет часть моей команды. – С этими словами он направился к ярко освещенной части мола. Джек побрел прочь, туда, где в темных крутых аллеях прятались низкопробные бордели, зловонные, убогие забегаловки.
На следующий день, укрывшись под стеной Карла V и положив подзорную трубу на камень, чувствуя себя не то шпионом, не то соглядатаем, Джек Обри принялся наблюдать за «Цезарем» (теперь он уже не был флагманом), которого буксировали к блокшиву, чтобы установить на нем новую грот-мачту – она была длиной в сто футов и толщиной не менее ярда. Работали так быстро, что стеньгу установили до полудня. Ни мачты, ни палубы не было видно – так они были облеплены мастерами, крепившими такелаж.
На следующий день, все еще пребывая в состоянии меланхолии, испытывая чувство вины от своего безделья и видя внизу напряженный и организованный труд, в особенности на «Цезаре», Джек Обри наблюдал с вершины скалы «Сан Антонио» – замешкавшийся французский семидесятичетырехпушечник, который прибыл из Кадиса и встал на якорь рядом со своими друзьями в Альхесирасе.
Вскоре на противоположном берегу бухты закипела бурная деятельность. Между всеми двенадцатью судами объединенной эскадры взад – вперед сновали шлюпки. На флагманские корабли доставлялись новые паруса, припасы, оба флагмана обменивались сигналами. Такая же работа, но с еще большим рвением, шла и в Гибралтаре. Надежды на скорый ремонт «Помпея» не было, зато «Одейшес» был почти готов, между тем как «Венерабл», «Спенсер» и, разумеется, «Сюперб» находились в боевой готовности. Что же касается «Цезаря», то на нем заканчивался последний этап оснастки, и вполне возможно, что сутки спустя он будет способен выйти в море.
Ночью появились признаки левантинца, задувшего с востока. Это был тот самый ветер, о котором молились испанцы, – ветер, который поможет им выйти из Гибралтарского пролива после того, как им удастся обогнуть мыс Кабрита и затем добраться до Кадиса. В полдень один из их трехпалубников отдал фор – марсель и стал выбираться с тесного рейда. Его примеру последовали другие. Они снимались с якоря и покидали рейд с интервалом в десять – пятнадцать минут, направляясь на рандеву возле мыса Кабрита. «Цезарь» по-прежнему стоял ошвартованный у мола, принимая на борт порох и ядра. В погрузке участвовали офицеры, рядовые, гражданские лица и гарнизонные солдаты, работая молча и старательно.