Командир Марсо
Шрифт:
Сидони не в состоянии слушать дальше, она уходит в комнату. Дядюшка утирает платком глаза.
Маленький Милу больше не плачет: ему кажется, что он стал взрослым.
В конце тропинки Роже Беро в последний раз оглядывается Там, внизу, остались дорогие для него существа, которых он только что покинул; остался его дом, земля, волы… Впереди — неизвестность… Но он все давно обдумал и решил, и сегодня он поступает так потому, что давно к этому стремился. Сознание этого придает ему силы.
Сжимая в
Кулондр, высокий крестьянин с загорелым, обветренным лицом, сидел у окна и точил нож сенокосилки.
— Роже! Ты вовремя пожаловал. Такие события!… Надо обязательно спрыснуть.
— Что это ты делаешь?
— Сам видишь, ковыряюсь помаленьку. Не хочу далеко отходить от дома… Из-за радио…
— А я ухожу в маки.
Они долго беседовали, сидя в кухне; жена Кулондра вынесла друзьям литр белого вина и подсела к ним. Беро надеялся, что Кулондр согласится его сопровождать; правда, у того четверо маленьких детей.
— Будь только это, — сказал Кулондр, когда они остались одни, — я последовал бы твоему примеру… но у меня еще склад оружия…
Беро впервые слышал про такой склад. Бастид всегда говорил ему, что партизанам нечем сражаться. И вот, оказывается, у Кулондра хранится оружие!
— Откуда оно?
— Хотя мне этого знать не полагается, но я догадываюсь, что оно прислано из Лондона. Его сбросили на парашютах у берега Дордони.
— На лугах рядом с замком? А… хозяин?
— Господин Распиньяк? Он — с нами.
Роже теперь стали понятны приветливые слова, с которыми только что обратился к нему владелец замка, когда Беро проходил мимо: «Прекрасные новости, Беро! Замечательный день!» Роже всячески старался не попасться на глаза помещику, и эта встреча его немного встревожила: господин Распиньяк все же был приверженцем Петэна и, несмотря на то, что хотел казаться добрым малым, всегда производил на Роже впечатление коллаборациониста. И вдруг оказывается, что он тоже сторонник де Голля…
Кулондр, опасаясь, не сказал ли он чего лишнего, наполняет стаканы.
— Сегодня все с нами.
— Да, все, как я и предвидел, — подтверждает Беро, опрокидывая свой стакан. — Теперь можно действовать смело.
Они спускаются к берегу реки, и, пока Кулондр вычерпывает воду из лодки, Беро разглядывает великолепную усадьбу на противоположном берегу, ничем не уступающую замку Мутё. Это ферма Борденавов. Немецкие офицеры часто приезжают туда на машине. Поговаривают, что сын владельца усадьбы служит в вишистской милиции.
— Я переправлю тебя немного ниже, — говорит Кулондр, — хотя теперь эти, — он кивает в сторону усадьбы, — конечно, присмиреют.
Расставшись со своим другом, Беро пошел по проселочной дороге, ведущей через холмы к Палиссаку. Ему нужно было прежде всего повидать Бастида.
— А мужа нет дома. Уже три месяца, как он ушел в маки.
— Что же он мне не дал знать? И как его теперь найти?
— Ну, это проще простого! Да входите же, господин Беро…
Раймонда Бастид, маленькая, худенькая женщина, болтает без умолку:
— Каково? Что вы скажете обо всем этом? У нас весь город взбудоражен! Утром партизаны спустились в долину и взорвали железнодорожные пути. Отряды рубят деревья и загораживают дороги. Комитет освобождения расклеил приказ о мобилизации. Все только об этом и толкуют…
— Как найти Антуана?
— Он, конечно, с франтирерами…
— А где они?
— Там, на холмах, в лесу… Да! Совсем забыла! Ведь брат булочника, младший Пейроль, сегодня уходит к ним. Он только что забегал справиться, не надо ли чего передать… Но что же это я сижу и ничем вас не угощаю!…
Со всей этой неразберихой просто голова идет кругом.
Теперь Роже не стал больше прятаться. Зачем? По дороге в городок люди окликают его и издали заговаривают с ним.
— Эй, Беро! Ты что, мобилизован?
Он отвечает им на том же местном говоре. С двумя рюкзаками за спиной Беро гордо шествует дальше.
В кафе у Тайфера пир горой. Хозяин выкатил на веранду бочку; его сын, Шарль, разливает вино в стаканы, а сам Тайфер ходит от одного посетителя к другому, повторяя всем и каждому:
— Нужно провозгласить Четвертую республику и назначить нового мэра.
«Этот, видно, уже метит на должность мэра», — думает Беро.
Папаша Тайфер кичится тем, что никогда не менял своих убеждений — он был и остается радикал-социалистом. Однако до войны, ссылаясь на религиозные взгляды жены, он послал своего сына к кюре принять первое причастие, а сегодня, когда приходится считаться с движением Сопротивления, он хочет послать его в маки.
— Куда именно, Тайфер? В «Тайную армию» или к франтирерам?
— Не все ли равно? Для меня движение Сопротивления, так же как и республика, неделимо.
У мэрии собираются группы людей, идут оживленные споры.
— Немцы еще в Бержераке, — говорит кто-то, — и все эти затеи могут нам дорого обойтись.
Беро подходит поближе. В толпе он узнает мясника Мерло, бакалейщика Булена, жандарма Лажони…
— Это безумие, — продолжает незнакомый Беро человек. — Нужно выждать, прежде чем ввязываться в подобную авантюру.
— Господин Костдуа, — обращается к нему невысокого роста мужчина с остриженными бобриком волосами, — неподходящий сейчас момент для подобных разговоров. Сегодня утром вас уже хотели арестовать как коллаборациониста. Я заступился за вас. Но если вы будете продолжать высказываться в таком духе, вас постигнет участь всех коллаборационистов.