Командир штрафбата
Шрифт:
Взлетела зелёная ракета, густая цепь солдат вошла в лес, и операция началась.
Шли медленно – движение сдерживали солдаты бригады. Они сноровисто втыкали в землю щупы на глубину до полутора метров. Где щуп проваливался, там сопровождавшие их сапёры закладывали взрывчатку. И едва цепь удалялась на безопасное расстояние, следовал подрыв.
За сапёрами следовало несколько кинологов с овчарками: люди, жившие в лесу, издавали специфический запах – костров, оружейной смазки, немытых тел.
В разных местах изредка звучали автоматные
Неожиданно на правом фланге вспыхнула перестрелка. Стреляли солдаты из цепи, стреляли из леса по ним.
Сергей побежал туда, но на месте перестрелки уже были командиры рот из бригады. Быстро подтащили пулемёт «максим» и подавили сопротивление.
Цепь продвинулась дальше. Обнаружилось двое убитых в красноармейской форме, с оружием, и следы крови. Капельки её были на траве, на листьях кустарника.
– Ранен, причём всерьёз. Далеко не уйдёт, догоним. Тем более из леса ему не выйти – там ещё рота в оцеплении стоит, – сказал старший лейтенант из бригады.
Сергей решил про себя – не дёргаться более на перестрелки, у солдат из бригады свои командиры есть, опытные в таких облавных делах. Он же – «чистильщик» и облавами фактически не занимался.
Лес был пройден до опушки. Было убито четверо неизвестных и обнаружен пустой схрон и тайник. Оба были взорваны.
Солдатам подвезли полевую кухню, покормили, и потом – снова густой цепью, как гребёнкой, – в лес.
Этот массив оказался побольше и подобычливее. Перестрелки вспыхивали то на одном конце цепи, то на другом. Со стрелявшими не церемонились – обстреливали из пулемётов, закидывали гранатами, а кое-где и собак с поводков спускали. Но лес прочистили, как санитары. Итог – одиннадцать убитых и два взорванных схрона. Причём один – явно жилой и только что покинутый, поскольку в нём топилась «буржуйка» и грелась еда.
Облава закончилась только к сумеркам. А на следующий день повторилась в другом лесу и тоже принесла результаты. Бандитские вылазки и нападения в окрестностях прекратились. В самом местечке ещё грабили и постреливали, но с бандитами боролись патрули воинских частей и милиции. Хотя, если честно, сил у милиции было мало – одна полуторка на отдел из десяти милиционеров при наганах и трёхлинейках. Много не повоюешь.
Сборная рота самоходчиков вернулась в полк, имея одного легкораненого в руку. Командир полка был рад, что обошлось без потерь.
– Вчера в штабе корпуса был. На днях передислокация будет, на запад дальше пойдём. Большое наступление намечается. Генерал напрямую не говорит, но я же тёртый калач, не первый день на фронте, сам по признакам вижу.
– Немцев бить – это хорошо, но думаю, чем дальше на запад, тем сильнее сопротивление будет – и немцев, и поляков, и украинцев.
– Разобьём всех к… матери! Под Сталинградом разбили, под Курском хребет сломали – добьём! Немец уже не тот пошёл, что в начале войны, той наглости нет. Силён немец, но и мы уже не те, научились воевать, да и техники хватает.
Всё правда, Сергей и сам это видел. У пехоты автоматов полно, кормёжка исправная. В небе наши истребители уже не дают немцам безнаказанно бомбить. Танки и самоходки новые появились, целые полки.
Силён немец, и потери будут ещё больше, но у бойцов и командиров уныния, как в 1941 году, уже не было, ощущался боевой настрой и уверенность в победе.
Только уйти с полком дальше на запад не получилось. Сергея вызвали в ОКР СМЕРШа в Проскуров. Удивился майор, но в армии приказам подчиняются.
Он прибыл в отдел, доложился всё тому же полковнику Глине.
– Товарищ полковник, майор Колесников по вашему приказу прибыл.
– Не тянись, майор, мы не в армии. Садись.
Ничего хорошего от вызова к начальству Сергей не ждал. Есть поговорка: «Дорога вокруг начальства короче прямой». Вот он её и старался придерживаться.
– Как служба идёт?
– Нормально.
– Я смотрю – ты быстро освоился, в зачистках участвовал.
– Так точно.
Сергей старался быть предельно краток.
– Вот что. Движение националистическое уже до печёнок достало. Советская власть на освобождённых территориях должна на местах на коммунистов, на сельскую администрацию опираться. А их вырезают наглым образом! И армия потери от бандеровцев несёт. Руководство приняло решение – бороться с ОУН и прочим отребьем их же методами.
Сергей удивился, но смолчал. Не стоит прерывать монолог начальства. Захочет – сам скажет.
– Потому будем создавать партизанские отряды из сотрудников СМЕРШа, они будут действовать под видом бандеровцев, а сами – уничтожать встретившихся боевиков. Что думаешь?
– Моё дело – выполнять приказы.
– И всё-таки?
– Сложно. Надо язык украинский знать, да и внешне сотрудники себя выдадут – причёски у них короткие, армейские. А у бандеровцев лица загорелые и обветренные, они же всё время на природе проводят. Запах опять же специфический – да много мелочей. Опытный глаз распознает. Служба безпеки у них есть, и не дураки там обретаются.
– Сам об этом думал и рад, что наши выводы совпадают. Но я тоже человек военный и вынужден подчиняться. Больше скажу – бригада партизан под командованием прославленного Ковпака тоже сюда перебрасывается.
– Ого!
– Потому принято решение – назначить тебя, Колесников, командиром одного из таких отрядов.
Сергей несколько минут молчал, переваривая услышанное. Да ведь это же полный провал! Какой из него руководитель отряда? Не знает ни местных условий, ни традиций, ни языка, и живого партизана не видел никогда.
– Майор, чего молчишь? У тебя двадцать человек в отряде будут, все из «чистильщиков» – с боевым опытом, и говорят на украинском или «суржике».
«Суржиком» называли в простонародье смесь украинского, польского и русского языков.