Командировка в ад
Шрифт:
— Как вам?
— Красота какая! — воскликнула Антонина Серафимовна. — Тоже в Греции купил?
— Там, — подтвердил Несвицкий. — В Греции все есть.
— Но зачем им шубы? Там тепло зимой.
— Для туристов шьют, к ним со всей Европы едут. Они их обувают… — он засмеялся. — Вернее, одевают люд из северов. Жулики, конечно, но шубы шьют неплохо, а мне в посольстве подсказали, где купить хорошие.
— Что тут происходит? — внезапно прозвучало от дверей.
Николай и няня обернулись. У входа, уперев ладони в боки, замерла Марина.
—
Подойдя к жене, он накинул ей манто на плечи и, обняв, шепнул на ушко:
— Скучал по вам, любимая!
Он расцеловал супругу в щеки, в губы.
— Не очень ты спешил к семье, — вздохнув, ответила Марина. — Теперь подлизываешься с этой шубой. Норка, голубая? — спросила, поднеся к глазам рукав манто.
— Silver blue, — кивнул Несвицкий. — Королевское манто, для греческой принцессы шили, но я перекупил, поскольку нефиг. У меня своя принцесса дома.
— Врешь ведь? — хмыкнула Марина.
— Я?! — Несвицкий возмутился. — Да честней меня нет человека в мире!
Возразить Марина не успела. Набежали дети и стали хвастаться игрушками. Сын держал в руках машинки — и сразу две, а Маша — куклу в подвенечном платье. Пришлось Марине похвалить подарки, сказать им, что игрушки замечательные. Довольные ребята убежали, а супруга упрекнула Николая:
— Зачем им сразу все отдал? По одной бы лучше было. Теперь все разбросают.
— Пускай, — Несвицкий улыбнулся. — Зато какое счастье детям! Сама же видела.
— Ох, Коля! — Марина обняла супруга и прижалась щекой к его щеке. — Так по тебе скучали! А ты не ехал…
— Дела не отпускали, — сообщил Несвицкий. — Там тысячи больных, и без меня они б не выжили. Сама же врач, прекрасно понимаешь.
— Ты, значит, просто их лечил? — Марина отстранилась. — А кто мосты взрывал, сбивал там вертолеты?
— Не я.
— Не ври! Сама в газетах прочитала.
— Нашла кому поверить — журналюгам. Они соврут — недорого возьмут.
— Коля!
— Нет, честно, — он делано обиделся. — Сидел в больнице, чаровал раствор и плазму и никого не трогал.
Она насупилась.
— Марина, Николай, — к ним подошла Антонина Серафимовна. — Попейте чаю. Возьмите бутерброды, сладости.
— Вот это правильно, — одобрил Николай. — Есть хочешь, дорогая? А я проголодался.
— Ладно, — Марина сбросила манто на руки няни. — Ну, чай так чай.
Няня увела детей, оставив их одних. Едва присели, как из-под дивана вылез Барсик и, подбежав к столу, требовательно мявкнул.
— Сначала тапочек отдай, — сказал ему Несвицкий. — Грабитель…
Кот призадумался, затем метнулся под диван и возвратился с тапочком в зубах, положил его у ножек стула Николая.
— Вот это правильно. Держи.
Несвицкий сунул ему ломтик ветчины. Кот взял его зубами и гордо удалился под диван.
— Что это было? — фыркнула Марина.
— Да тапочек стащил, котяра. Для Миши приобрел на сдачу.
— Он снова
— Лишу обеда.
— М-мяу! — возмущенно раздалось от дивана.
— Поговори мне! — пригрозил Несвицкий.
— Пей чай, — Марина прыснула. — Раз ты голодный…
Пока муж занимался бутербродами, супруга не сводила с него глаз.
— А ты помолодел, — заметила, когда тарелка опустела. — Ожог с пропал с лица. Борис мне говорил, что там у вас курорт, а я не верила. Считала, что это командировка в ад.
— Борис не врет, — Николай отпил из чашки. — Чистейший горный воздух, отличная еда и дружественное население.
— Добавь: смертельный вирус и война.
— Ну, с этим справились, — он махнул рукой. — Рассказывай: что тут у вас?
— Да ничего особенного, — Марина развела руками. — Вот разве что… К нам цесаревна приходила. Сказала, что по возвращению поступишь к ней на службу.
— С чего бы это? — хмыкнул Николай. — Вот прямо разбежался!
— Объяснила: республика войдет в состав империи, и ее граждане получат подданство Варягии, мы с тобою в том числе. А в империи волхвы обязаны служить там, где им прикажут.
— Я откажусь от подданства империи.
— А, что, так можно? — Марина удивилась. — И кто ты будешь?
— Апатрид, лицо без гражданства. Поскольку я теряю его по уважительной причине — в связи с исчезновением страны, в которой жил, то подпадаю под действие конвенции о защите прав апатридов. Империя ее ратифицировала. Короче, я лишаюсь права избирать, быть избранным, которое и так не нужно. Зато меня нельзя призвать на службу даже в войну — лишь только по желанию. Мне надоели генералы, придворные и прочие дебилы в форме. Не собираюсь им больше подчиняться.
— И что ты будешь делать?
— Да то же, что раньше — чаровать раствор и плазму. Спрос есть, мы бедствовать не будем.
— Цесаревне такое не понравится, — заметила Марина.
— Плевать! — Несвицкий улыбнулся. — Считаешь, мне не разрешат работать в клинике? Во-первых, сомневаюсь — люди не поймут. А станут наседать — уедем за границу. Везде охотно примут.
— А немцы? Ты же в розыске.
— Им сейчас не до меня и долго еще будет. Кроме Европы, есть и другие континенты. Но это лирика, как полагаю, никуда мы не уедем. Обидеть кавалера двух высших орденов — империи и Нововарягии — здесь просто не посмеют. Переберемся к деду — он будет очень рад, и станем москвичами.
— Жаль покидать Царицыно, — вздохнула женщина, — и наш уютный дом. Я так к нему привыкла!
— У деда дом не хуже. К тому ж возможностей для нас в столице больше. Найдем тебе хорошую работу. А хочешь — не работай, расти детей. Нам денег хватит.
— Придется их растить, — ответила Марина. — Я от врача приехала. Беременна — на шестом месяце.
— Ух, здорово! — воскликнул Николай.
Взмыв в воздух, он выдернул из-за стола Марину и, взяв ее на руки, стал нарезать круги под потолком.