Комбат в западне
Шрифт:
— Ведите их, — уже из двери крикнул Чурбаков, — и пусть сделают все как положено. Чем меньше будет ходов, ведущих в это помещение, тем будет лучше.
— Правильно, Вадим Семенович, — сказал Бородин. — Правда, тут, чтобы заложить все ходы.
— Все не надо. Если кто и побежит туда, то обязательно нарвется на мины и останется без ноги иди без головы.
Борис Рублев стал в пару с Жаком Бабеком.
Они поднимали каменные блоки, несли их и складывали, как стену. Все остальные узники занимались тем же. В общем работа кипела.
Охранники
Они не кричали на заключенных, а лишь иногда били по ногам или рукам, поторапливая или указывая, что надо делать в данный момент. Работа двигалась, хотя блоки приходилось таскать на довольно-таки большое расстояние — метров на восемьдесят.
Комбат оглядывался по сторонам, прикидывая, изучая расположение коридоров.
— Куда ведет этот ход? — спросил он у Жака Бабека.
Тот пожал плечами, затем принюхался.
— Может быть, на воздух. Оттуда тянет.
— Да я и сам слышу, что может быть наружу.
Но там может быть штольня наверх, по ней не выберешься.
Жак Бабек согласно закивал головой.
— Кто эти остальные?
— Они уже не люди, — сказал француз, — из них уже вышибли все, остались последние капли. Скоро у них ничего не останется и тогда, как я понимаю…
Комбат кивнул:
— Да, тогда их в расход.
— Послушайте, господин Рублев, — зашептал Жак Бабек с невероятным акцентом, он явно волновался. — Скажите, а господин Бахрушин знает, что мы здесь?
— Боюсь, нет, — спокойно ответил Комбат.
— Как нет?
— Меня взяли таким же способом, как и вас, и затащили сюда без сознания. Но мой приятель, наверное, спасся и скорее всего, он уже сообщил Бахрушину о моей пропаже. Так что, наверное, нас ищут.
— Ищут, ищут… Нас здесь никогда не найдут! Никогда! Мы же почти на том свете.
— Похоже, — пробормотал Рублев, — но и из того света можно выбраться. Главное, постараться и не отчаиваться.
— Эй, хорош базарить! — послышался окрик охранника. — Ты меня понял, новенький? — он подбежал к Рублеву и наотмашь ударил его дубинкой по спине.
Борис Рублев скрипнул зубами, но даже не вскрикнул.
— Так тебе мало? Ты, наверное, не понял что тебе было сказано, урод долбанный? — и дубинка, со свистом разрезав воздух, трижды обрушилась на спину Рублева.
— Ничего, ничего, — скрежетнул зубами Комбат, — терпи, терпи Рублев, ты и не такое можешь вытерпеть.
Потом отыграешься, а сейчас держись, не заводись.
"Конечно, ты бы мог одним ударом укокошить этого урода. Резко развернуться и ногой, пяткой в солнечное сплетение — так, как это умеешь делать только ты.
Или схватить за горло, пальцы у тебя крепкие, и задушить. Но это не выход. Мало того, что ты должен спастись сам, ты еще должен вытащить отсюда француза.
Ведь именно за этим послал тебя Бахрушин".
Работа была тяжелая, но комбату не привыкать.
А
«Ничего, ничего, сука, я еще отыграюсь. Ты у меня еще запоешь!» — зло думал Комбат.
Он успел переговорить с Гетманом и тот ему сообщил о количестве охраны.
— Их здесь десять-двенадцать человек. Меняются раз в сутки. А после того как погиб Сэм, охрана меняется каждые двенадцать часов. И именно по охране можно определять день сейчас или ночь.
В принципе на каждого узника приходилось по охраннику. Еще двое, как успели выяснить заключенные, охраняли вход. Они находились где-то в начале длинного коридора, в начале штольни. А вот сам Чурбаков вместе с Бородиным появлялись лишь на время допросов или если что-то случалось. Время от времени они исчезали, иногда даже на неделю, и тогда в подземной тюрьме было затишье. Кончались пытки, допросы.
«Значит, человек двенадцать, — прикинул Комбат. — Все они вооружены пистолетами, дубинками, автоматами. Кое у кого на поясе Комбат видел и гранаты. — Ничего, ничего, и не из таких передряг выбирался. И отсюда выберусь и с вами, мерзавцами, поквитаюсь за все».
Еще у одного заключенного — торговца лесом — поднимая тяжелую плиту, Комбат спросил:
— Слушай, может быть, ты знаешь куда ведет этот коридор?
— На тот свет, — пробормотал заключенный. — Все коридоры ведут в мир иной.
— Не паникуй, — прошептал Комбат, — выберемся, если все будем держаться друг друга. А если вот так, как ты, то тогда нам… — и Комбат выругался.
— Держись вместе или поодиночке, все равно каюк, все равно кранты.
— Ты опять болтаешь? — послышался злой окрик охранника.
— Да это я так, попросил поддержать. А то плита отдавила бы ноги и мне, и ему, — принялся объяснять Комбат.
— Ладно, смотри мне, а то взгрею.
— Пошел ты… — прошептал Рублев.
Плит для того, чтобы заложить тоннель до самого верха не хватило. И поэтому пришлось оставить работу недоделанной. Всех заключенных рассовали по клеткам, дали каждому по полбуханки хлеба и по полбанки тушенки. Тушенка была елкая, невкусная. Но здесь даже черствый заплесневевший хлеб казался сладким.
Поэтому Комбат ел жадно, яростно жевал челюстями.
Болела спина, болели руки. Но Комбат был привычен к этому.
«Интересно, когда нас снова поведут достраивать эту стену? Может, тогда можно будет попробовать грохнуть одного охранника, схватить автомат или пистолет, юркнуть в ту дыру под самым бетонным сводом и побежать по темному гулкому коридору по колено в воде туда, в густую темноту. Скорее всего, там где-то есть выход и я смогу выбраться. А если они за мной бросятся в погоню, мало им не покажется. Стреляю я лучше их» — в этом Борис Рублев был убежден.