Комбат

Тамоников Александр Александрович

– Юра… я… я…

Больше Марина ничего не произнесла. Она умерла. Стрельцов поднялся. Раневич, стоявший у проема, проговорил:

– Я бил ему в висок! Не пойму, как он успел выстрелить…

– Не вини себя. В конце концов, Марина получила то, что хотела. Мечтала о красивой разгульной жизни, а в итоге по рукам пошла, рабыней стала. Судьба, значит, такая. Ты мне жизнь спас, Виталик!

– Да брось ты! Здесь останешься, пока я верхние этажи осмотрю?

– Зачем? Пойдем вместе! Тут мне делать нечего.

Раневич повернулся, и в это время из коридора

ударила очередь. Все же был в подъезде еще один стрелок. И он, услышав автоматные выстрелы, начал отход к подвалу. Боевик, скорей всего, проскользнул бы мимо, но увидел Раневича и выпустил в него очередь. Виталий упал. Стрельцов видел, как падал друг. Боевик же не побежал, он стоял и ждал. Возможно, тоже слышал голоса. А если ждал, то Стрельцова. Виталий дышал, и это тоже видел Юрий, но ранение друг получил очень тяжелое. Ему требовалась помощь. И тогда Стрельцов рывком прыгнул в коридор, в падении выпустив очередь в боевика, не успевшего среагировать на подобное появление противника. Тот рухнул на пол, забившись в судорогах. Юрий вбежал на четвертый этаж, расстрелял пустые квартиры, потом на пятый. И там боевиков не было. Спустился на третий, поднял истекавшего кровью друга, понес к выходу на улицу. Его увидели с КНП. И тут же к дому рванулась БМД. Потерявшего сознание Раневича загрузили на броню, и боевая машина понеслась к медикам. Стрельцов остался стоять у подъезда. Из двух других показались Лихолетов, Гротов, два контрактника.

– У меня порядок, троих сняли, – сказал Лихолетов.

– И мы двоих! – добавил Гротов.

– А чего БМД подлетала? – спросил Лихолетов. – У вас с Виталиком проблемы возникли?

– Ранен Виталя, тяжело ранен. Дух грудь ему прострелил, а я не успел ничего сделать.

– Сколько же у вас было боевиков?

– Четверо! И… впрочем, это не важно. Важно, выживет ли Виталик.

К офицерам подъехала еще одна БМД. На ней группа ликвидации вражеских снайперов вернулась к командно-наблюдательному пункту батальона. Стрельцова проводили к Голубятникову.

Комбат усадил старшего лейтенанта на стул у стола совещаний:

– Докладывай, что произошло?

– Раневич жив?

– Не знаю. Мне сообщат о его состоянии после осмотра в медсанбате.

– Если довезут туда…

– Уже довезли. Так что произошло, Юра? Как налетели на духов?

– Сигарету разрешите, товарищ подполковник?

Голубятников протянул ему пачку и зажигалку, пододвинул жестяную банку, заменившую пепельницу:

– Кури! И докладывай!

Стрельцов начал доклад. Говорил медленно, слова давались ему с трудом…

– И вот когда я завалил духа во второй квартире, обернулся, а в проеме комнаты стоит чечен, перед ним со стволом у виска – женщина.

– Заложница?

– Типа этого.

– Что значит, типа?

– Она была с ним. А он прикрывался ею, когда понял, что попал.

– Дальше!

– Раневич выстрелил. Попал чечену точно в висок, но тот успел сделать выстрел в спину женщины. Они упали. Мы собрались уходить, и вдруг со стороны коридора очередь. И прямо в грудь Виталию. Я завалил духа, быстро проверил

верхние этажи, чтобы не получить пулю в спину при отходе, и вынес Раневича. Остальное вам известно.

Голубятников внимательно посмотрел на взводного:

– По-моему, ты что-то недоговариваешь, Стрельцов.

– Тем чеченом, что держал женщину, был Артур.

– Какой Артур? Ты что, знал его?

– Да. Это к нему ушла Марина. Помните историю с разводом?

– Уж не хочешь ли ты сказать…

– Да, хочу! Женщиной, которой прикрывался Артур, была Марина.

– Вот так дела! Она-то как в Чечню попала? Настолько потеряла голову, что рванула сюда вместе с любовником?

– Я думаю, он ее на иглу подсадил, а здесь использовал в качестве проститутки. Об этом Артур успел сказать. Хотел обрадовать меня напоследок, гнида.

– Ясно! Как на самом деле тесен мир… Надо же было встретиться, и где? На войне. Тебе жаль Марину?

– Не знаю, жаль, наверное, но она сама выбрала свой путь в этой жизни, никто не принуждал. Поначалу не принуждал. А вообще, по-человечески, конечно, жаль. Она хотела что-то мне сказать, не успела, умерла.

– Да, дела!

Взводный взглянул на комбата:

– У вас выпить нет, товарищ подполковник?

– А надо?

– Надо!

Голубятников достал из стола фляжку, налил в кружку немного спирту, протянул ее Стрельцову. Юрий одним глотком выпил. Не по-военному спросил:

– Пойду я?

– Иди, Юр, поспи! Отдохни. Кто знает, что ждет нас завтра? Марину я прикажу переправить в аэромобильный госпиталь, чтобы отправили на родину. Ее есть кому похоронить?

– Есть. Я сообщу адрес, куда следует отправить гроб.

– Добро! Ступай!

Стрельцов вышел из помещения. Голубятников прошел в комнату отдыха, присел на кровать. Достал из кармана Галины серьги. Проговорил тихо:

– Вот и спасли они меня, Галя! Возьми снайпер на сантиметр правее, и пробил бы шею. Но талисман отвел ствол боевика. Спасибо тебе, дорогая.

Уложив пакетик с серьгами в карман куртки, Святослав лег на кровать. И тут же уснул.

3 января 1995 года.

После ночной антиснайперской операции обстрел позиций батальона резко ослаб. Боевики не отказались от жалящих ударов по десантникам, но вели огонь уже с дальних позиций и малыми силами, что практически не наносило никакого вреда личному составу подразделения.

Поутру к Голубятникову явился Стрельцов.

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

– Здравствуй, Юра. Как ночь провел?

– Хреново. Что с Раневичем, не узнавали?

– Будет жить Виталий. В рубашке, можно сказать, родился наш Раневич. Пуля пробила грудь в каких-то миллиметрах от сердца. Легкое прострелено навылет, ну а третья пуля не задела жизненно важных органов, попав под ключицу. Ночью Виталия прооперировали. Операция прошла успешно. Скоро его переправят в рязанский госпиталь. Так что будет жить Раневич!

– Спасибо!

– Мне-то за что? Это медиков благодарить надо.