Комбинации против Хода Истории (Сборник повестей)
Шрифт:
Он успел давеча рассказать о себе: в Томске, его родном городе, учился в классической гимназии. Семья состоятеленая, отец – член правления Сибирского акционерного общества. Дед Иосифа в молодости бедствовал за чертой оседлости на западе России и, решившись перебраться в Сибирь, был в Томске извозчиком, потом торговал упряжью, под старость основал кооператив шорников. Отец Иосифа начинал комиссионером по торговле пушниной... Он и его младший брат Саул – разные люди. Тот ещё в детстве загорелся революцией. Не доучившись в университете, стал эсером-боевиком. А когда началась германская война, поступил вольноопределяющимся в запасной
Минувшей зимой он появился в Томске. Убеждал тамошних богачей дать деньги Дутову на борьбу с красными. Советы в Томске ещё не окрепли, реквизиции пока не развернулись. Но дядя Саул доказывал богатым томичам: пройдёт немного времени, и они лишатся всего, если большевиков не свергнуть. Однако денег ему дали немного.
Иосиф уговорил дядю взять его с собой к дутовцам. С полмесяца был при ставке атамана и всё время просился в действующий отряд. И вот он здесь.
– Я умею только разбирать и собирать винтовку. Стрелял всего десять раз... по мишеням.
Пузищев сказал с расстановкой:
– Вначале из нас троих один я хорошо стрелял. – И пояснил со значением: – Я – охотник!
– Хо-хо-хо! – нарочито хохотнул Истогин.
– Можно подумать, ты не знаешь? – не менее едко парировал Пузищев. – Я год назад волка убил! Можно подумать, ты не видал, как с него снимали шкуру?!
С доверительностью наклоняясь к Иосифу, сообщил, что дома у него есть нарезное охотничье ружьё. Очень хорошее! Первоклассное! Фабрики Гастин-Реннет.
– Сведущие люди знают, что изделия этой фабрики устарели, – тоном снисходительного сожаления произнёс Истогин.
– Что, что-оо?..
– Не это сейчас важно! – вмешался Козлов и поспешно обратился к Двойрину: – Почему меня интересуют ваши убеждения... У нас тут... э-ээ... две партии.
– Да?
– Две будущие партии, – уточнил Евстафий. – Я и Миша, – кивнул он на Пузищева, – представляем основу первой. Мы – Хранители Радуги! Слова – непременно с заглавной буквы.
– А я представляю партию Повелевающей Женщины, – проговорил не без смущения Истогин.
– Пэпэжэ! – хихикнул Пузищев.
– Хоть бы и так! – воскликнул с упрямством и вызовом Димитрий. Он повернулся к Двойрину: – Я себя называю пэпэжистом. Это не смешно, а очень серьёзно. Я иду гораздо дальше, чем суфражисты [5] .
5
Правильно суфражистки – участницы женского движения (2-я пол. 19 в., Англия, США, Германия), выступавшего за предоставление женщинам избирательных прав (Прим. автора).
– Я, кажется, не закончил, – остановил Козлов, – о нашей партии.
6
Вот что услышал Иосиф той ночью в холодном сарае, где заброшенно валялись тюки с шерстью, заготовленной для валенок.
В будущей России самой авторитетной станет партия Хранителей Радуги. Вступить в неё сможет лишь тот, кто, по примеру американского философа Генри Торо, три года, уединённо и собственным трудом, проживёт в лесу. Брать с собой можно будет только доски и гвозди для постройки жилища, самые простые инструменты. Кормиться – за счёт посевов картофеля и гороха, сбора грибов, ягод, орехов. Позволительна рыбная ловля – но лишь удочкой. И ни в коем случае не рубить деревьев – отапливайся валежником, ведь его предостаточно. Исключается эксплуатация домашних животных.
– Эксплуатация... кого? – Иосиф не скрыл изумления.
– Эксплуатация животных так же безнравственна, так же недопустима, как и эксплуатация людей! – заявил с запальчивостью, словно его обижали, Евстафий. – Ну и, кроме того... – он опять вернулся к сдержанному, рассудительному тону, – мясо, молоко, сметана и прочее предполагают усложнённые потребности. Из-за этого человек часто ощущает недостаток чего-либо ине может пить из другого источника. Генри Торо удивительно метко это доказывает. А сколько времени отнимает уход за животными! Человек должен освобождаться от забот к трём часам дня. И до отхода ко сну заниматься чтением и размышлениями...
– Теперь я пожму вам пять! – Иосиф Двойрин вскочил на ноги. – Да, но... совсем без хлеба?
– А гороховые булочки? – восторженно воскликнул Евстафий. – Их легко испечь в простом первобытном очаге. Вы когда-нибудь пробовали горячие гороховые булочки с брусникой? Кончится война – попробуете!
Ему пришла мысль, делился Евстафий, что если человек проживёт в лесу так, как было описано, – он совершенно преобразится. Хранить то, что чисто и красиво! Он не сможет без этого. И станет Хранителем Радуги. И тогда его можно выбирать на любой пост. Он не вырубит лес, не примет взятку, не притеснит никого. Он будет мечтать не о новых должностях, не о богатстве, а о том, чтобы после срока службы жить там, где ему открыласьРадуга...
– Парадокс Зенона! – обозначил Пузищев.
– Парадоксы Зенона – из другой оперы, но пусть! – махнул рукой Евстафий. – Россия будет самой красивой, самой доброй...
– Утопия! – перебил Истогин. – Утопия и не более того – если не сделать, как я говорю. Пусть будут Хранители Радуги, но над ними должны быть женщины... красивые, милые, – произнёс он с тихим воодушевлением, – очень обаятельные...
Пузищев тут же уведомил Иосифа, что Истогин безнадёжно влюблён в жену инспектора народных училищ Бузулука.
– Замечательно красива, это правильно! – сказал Пузищев и самодовольно добавил: – Она – моя двоюродная сестра.
Рассказал: когда в народном доме устраивались любительские спектакли, его кузине давали первые роли, и она всегда играла с успехом.
– Нашёл выражение! – возмутился Димитрий.
– А что?
– Совершенно топорно сказал! Чтобы передать представление о такой женщине...
Козлов прервал, стойко держась своей темы:
– Мне хотелось бы, чтобы на главный пост был избран человек, который, помимо всего... играл бы на скрипке...
– Вы играете на скрипке? – восхитился Иосиф.
– Ну что вы! Никаких способностей.
– Он вечно не за себя старается, – пояснил Пузищев. – Но мне, другу, в мелочи не хочет уступить! В какой раз говорю: совсем без охоты нельзя! Я бы стрелял матёрых волков... да хоть водяных крыс...
– Миша, нет! – отрезал Козлов. – Охотников я судил бы военно-полевым судом.
– А если нас... – начал Пузищев и осёкся, – если их много?
– Я воевал бы с ними, как с красными! – Козлов, волнуясь, взглянул на Иосифа: – Вы были бы со мной?