Комбинации против Хода Истории
Шрифт:
– Пожалуй, проверим.
– Бутуйсов выглянул из-за могильного бугра, крикнул: - Эй, сударь! Заложники невредимы?
Пудовочкин сгрёб бабу, высунул в окошко чуть не до пояса.
– А-ай, не дави!
– истошно кричала та.
– Ай-ай, помираю!
Минуту спустя из окошка высунулась голова Ярулкина.
– Я дозволяю...
– Не слышно!
– крикнул Бутуйсов.
– Дозволяю, - слабо кричал старик, - и отдаю... этого... жизнь, чтоб околел Пудовкин! Не поминайте лихом! И ещё от меня прошенье:
– Сделаем, милый!
– хрипло прокричал Усольщиков, у него хлынули слёзы.
Пудовочкин отдёрнул сторожа от окна.
– А это, хрыч, чтоб фамилие не путал!
– шлёпнул старика левой ладонью по уху. У того из носу брызнула кровь. Свалился на месте.
Несколько человек лежат за большим надгробным камнем.
– Как хотите, господа, а жечь избу нельзя!
– прочувствованно сказал Усольщиков.
Поручик смотрел с досадой:
– Атаковать? Он ещё не менее двоих подстрелит, швырнёт гранаты, а стариков всё равно убьёт! Надо стрелять по окнам, под прикрытием огня - к домику. Бросить на него факела. Как военный заявляю: иначе никак!
– Э-эх, - тяжело вздохнул Усольщиков, - был бы жив капитан Толубинов, сказал бы, что делать: и как военный, и как русский человек.
Поручик в ярости привстал с земли:
– А я не р-русский?
– Русский, господин Кумоваев, безвинных живьём не пожжёт! Да прилягте вы!
– Дюжий купец с силой придавил поручика к земле.
Тот поперхнулся злым смехом:
– А как же Пудовочкин? Тоже нерусский? Или, скажете, не жёг ещё безвинных, а только... к-хм, шлёпал?
– Русский он. И большинство его отрядников - тоже. Я не возражаю. Но они - про-оклятые! Они отдалися, они - потерянные. Это уметь надо пости-игнуть, тут - тайна...
– Ах, тайна!
– Олег Кумоваев отвернулся.
Усольщиков, остыв, предложил мирным тоном:
– А не отпустить его к лешему? Взамен стариков?
– Как это исполнить?
– сдерживаясь, спросил поручик.
– Пусть берёт сторожа с женой, идёт с ними к лесу. Мы будем приглядывать с отдаленья. У леса подойду к нему безоружный, с конём: скачи, подлец!
– Ускачет!
– офицер усмехнулся.
– А на прощанье вас и стариков пристрелит.
– Совершенно-с так оно и будет, - заверил Василий Уваровский.
– Ах, цар-рица немецкая, яп-понский городовой!
– смятенно воскликнул Усольщиков.
– Ну не может того быть, чтобы нельзя было не жечь стариков!
Поручик старался придать лицу безразличие.
– Вам угодно выставлять меня извергом, а я вам объясняю: как только они попали ему в руки, они - уже мёртвые. Мы ничем не можем им помочь, как не
– Вот что, господа, - произнёс до того молчавший Бутуйсов, - предложу-ка я себя в заложники. Знаю, знаю, что вы скажете: он и меня возьмёт, и их не отпустит. Ну и пусть! Пронесу револьвер или хоть ножичек, улучу момент - и...
– Никогда-с!
– возразил Уваровский.
– Он вас без поднятых рук не подпустит. А как войдёте - обыщет.
– Если уж так, - энергично заявил Усольщиков, - то лучше я пойду! Всё ж таки, Борис Алексеич, - с дружественной мягкостью обращался он к бывшему приставу, - я немного помоложе и посильнее вас.
Подполз на четвереньках доктор Зверянский.
– Раненых перевязал, - сообщил он, - их домой унесли. А несчастному Бортникову я впрыснул морфий: разорваны кишечник, печень... Ну, а вы, господа: когда берём негодяя?
Ему объяснили. Доктора тотчас объяло воодушевление:
– Пойду я! От моего постояльца-комиссара, господа, я знаю: этот мерзавец охотно показывается врачам, беспокоится о здоровье.
– Пойдёте - и что?
– спросил поручик с тоскливой иронией.
– Дам ему пилюлю, отвлеку его, а тут вы подберётесь...
– Шутка-с!
– обронил Уваровский.
– Не станет он сейчас брать пилюли-с. Не то время.
Остальные поддержали приказчика.
– Но другому он тем более не доверится!
– доктор вдруг вскочил на могильный холмик, встал во весь рост: - Господин Пудовочкин! Я - врач! Вам нужен врач?
Пудовочкин мгновенно навёл винтовку.
Каждое движение правой руки стоило боли. Он прицеливался, скрипя зубами. Боль пульсировала под мышкой, отдавалась в локтевой сустав.
– Впустите меня!
– крикнул Зверянский.
Раненый убрал палец со спускового крючка.
– Идите сюда, доктор! Советская власть вам зачтёт.
Зверянский подхватил чемоданчик с инструментами, неторопливо направился к домику. Левая рука согнута, кисть поднята на уровень головы; доктор, улыбаясь, показывает окошку растопыренные пальцы.
Усольщиков, лёжа за могилой, перекрестил его в спину, пробормотал:
– И немолод, и - врач, а - сорвиголова! О-ох, болит душенька...
– Это называется: потери растут!
– бросил поручик.
Впустив Зверянского, заперев дверь, гигант указал стволом пистолета на чемоданчик:
– Покажьте саквояжик.
Глянув в него, скользнул к одному окошку, к другому. Понаблюдав, повернулся к доктору. Тот стоял, подняв мускулистые руки, кряжистый,
гладко выбритый, тугощёкий. "А как в клетку к тигру входят...
– мелькали мысли, - или на войне изо дня в день - вставай и иди: под пули, на колючую проволоку, на штыки, под сабли конников..."