Комедии
Шрифт:
К о с т я. Да, шел… только не дошел. (Кричит.) Она-то не знает, что я шел! Ну, шел, а куда шел — я доказать не могу.
Я к о в. Я свидетель. Пойдешь к Мане?
К о с т я. Не пойду.
Яков приставляет кол к Костиной голове и заносит топор.
Ты что?
Я к о в. Я хочу у тебя на голове кол тесать: говорят, помогает.
Костя отбивается.
Иди безо всякой мистики. (Поправляет на Косте рубашку и кепку.) Чем не Дуглас Фербенкс? Ступай!
К
Я к о в. Пожалуйста. (Берет колья и уходит.)
К о с т я. Теперь Прибылев не перебьет. Только бы простила. (Делает два шага к даче.)
Его путь пересекает С е н е ч к а П е р ч а т к и н. Костя бросается к Сенечке.
С е н е ч к а. Прочь, мартышку сделаю. (Поворачивается к двери дома.) Гражданка Караулова, с большой буквы!
К о с т я. Остановитесь, я первый пришел, моя очередь!
С е н е ч к а (через плечо). Если еще кто встрянет — святую мартышку сделаю.
Из дачи выходит М а н я.
(Становится на средней ступеньке на колено. Одной рукой указывает на Маню, другой — на Костю.) Вот небо, а вот, мягко выражаясь… земля! Гражданка, на прошлой неделе вы были заурядной барышней. И я говорил вам про любовь. Разве это были слова? Это семечки. (Как бы выплевывает шелуху.) Тогда я все врал. Зато теперь, когда у вас обнаружен таинственный младенец, когда вы гордо засветились, как маяк… При вашем освещении разглядел я ихние тусклые лица. И понял, что такое любовь! Вы из меня нового гражданина выявили. Приглашаю вас в качестве строго законной жены. И если кто над вами улыбнется, я из него райскую птичку сделаю!
Из дачи выходят О л ь г а П а в л о в н а и К а р а у л о в.
М а н я. Сенечка, милый! Вы меня просто тронули. Вы за три дня выросли… Спасибо. Только зачем жениться? Это к вам не идет.
С е н е ч к а. Пойдет, ей-богу, пойдет!
М а н я. Но вы мой лучший друг. Входите, я вам что-то покажу. (Входит в дом.)
Сенечка идет было за ней, но останавливается.
С е н е ч к а. Ну, родители, трудновато вы мне достались. Не сомневайтесь — беру вас на иждивение. (Гордо смотрит на Костю.) Обыватели! (Уходит в дом.)
Костя бросается в отчаянии на лавочку.
О л ь г а П а в л о в н а. Вчера один, сегодня другой… Будто в кинематографе на последнем сеансе: крутят, гонят, — сидишь и ничего не понимаешь… Что ж, пойдем: икону, хлеб-соль приготовить надо. Благословим.
К а р а у л о в (со вздохом). Благословим.
Идут в комнаты. Появляется Я к о в. Обходит Костю вокруг.
Я к о в. Ты что? Еще не ходил?
К о с т я (плача). Ходил… Только не дошел… Опять перебили. Сенька… Все — новые люди… один я — третьей гильдии. (Стремительно уходит.) Всему конец и финал!
Я к о в (кричит вслед). Беру комиссию на себя! Купи газету «Красный дорожник».
Из дачи выходит Р а я с черновым чертежом Якова.
Р а я. Яша, я здесь не разберу: это ручей? (Садится к столу.)
Я к о в. Ручей. Вот, Раечка, на Кавказе ручьи… Смотришь, вдруг его нет: под землю ушел. Вдруг опять ключом наружу выбился… и падает, свисает со скалы, как серебристая лента. И кругом на камне ящерки… на солнце греются… Реки у нас белые, голубые, желтые… А дороги! Осетинская… Военно-грузинская…
Р а я. Я никогда не была на Кавказе.
Я к о в. Ох, счастливая!
Р а я. Чем?
Я к о в. Вы же поедете, увидите Кавказ… в первый раз! Самый прекрасный край на здешнем шарике! Э-э… Аджаристан… Батуми… (Как бы невольно напевает несколько тактов аджарской песни.) Когда стоишь высоко над морем… и видишь, как текут… водяные дороги… Когда воздух, огромный и золотой от солнечного тумана, нигде не кончается… тогда растут глаза… И душа, если была такая (показывает), становится — вот! (Жест.) Выходите за меня замуж, пожалуйста.
Р а я (вставая). Что?
Я к о в. За меня. На Кавказ поедем.
Р а я протягивает Якову руку, сейчас же опускает ее и убегает.
За билетами побежала. (Уходит в противоположную сторону.)
Из дачи, отступая, выходит М а н я, за нею — С е н е ч к а с застывшей растерянной улыбкой. В руках у него Манин дневник.
С е н е ч к а. Виноват… Как же так? Значит, реального дитяти нету? Следовательно, вы меня охмуряли, как в театре? Значит, вы не героическая гражданка, а просто барышня? Оказывается, я вместо подвига Петрушку валял? Ведь я по ночам, на себя глядя, умилялся, всхлипывал… Уважать себя начал. Сам себе на «вы» говорил! Вдруг — раз! Нету младенца! Нету моего подвига. Обманули, обесчестили! Отдайте моего чужого ребенка!
На площадку входит З и н а. Из дома чинно выходят рядом К а р а у л о в и О л ь г а П а в л о в н а. Он несет икону. У нее в руках тарелка, на которой лежит полбатона и стоит солонка.
К а р а у л о в (торжественно). Подойдите, дети.
С е н е ч к а. Прячьте икону. Убирайте паек! Отказываюсь.
Ольга Павловна опускается на крылечко.
К а р а у л о в. Вызываю тебя на дуэль, как хулигана!
С е н е ч к а. Обманули меня в интеллигентном доме! Разбили мою биографию! (уходит.)
З и н а. А что? А что? Неужели и второй увильнул?
Входит Я к о в. Уводит К а р а у л о в ы х.
(Мане.) Почему это такое? Ты вот и актриса и хорошенькая, а счастья нет.
М а н я (наступая на Зину и вытесняя ее со сцены). Неправда, у меня есть счастье, и было, и будет. Больше, чем у тебя. (Оставшись одна.) Счастье придет в театре. Теперь я знаю жизнь. Любимый ушел… Костя. Подруги злорадствуют… Даже отец, кажется… готов продать меня за этот домишко… Но я поняла роль… «Что ждет моего ребенка?» Теперь я сыграю! Вот он, мой ребенок… Маленький, теплый, живой… Здесь, у меня на груди. Я одна на сцене. В зале тишина. Теперь не посмеют кашлять.