Комедия положений
Шрифт:
Зашелестела растворяемая дверь, я открыла глаза. Тихо вошла невысокая Валентина Степановна с усталым лицом, но в моих глазах она была гигантом.
Как людям хватает мужества избрать себе профессию учителя? Выносить изо дня в день в течение трех лет такое существо вкупе с бандой похожих!
Я получила задание и ушла, восхищенная героизмом учителей.
Несколько лет подряд я увлеченно следила за фигурным катанием, и Роднина, брошенная любимым человеком, и поднявшаяся на пьедестал почета снова, уже с другим, а потом повторившая свой подвиг после родов, наперекор всем этим мнениям, созданным мужчинами, что или рожать, или кататься, Ирина, родившая,
Я смотрела на её безмолвные слезы, обильно текущие по лицу под звуки советского гимна и подумала, вот женщина, в спорт после родов вернулась, а мне всего лишь преуспеть надо в профессии, в которой работают до глубокой старости, и я колеблюсь?
Еще и Семен Моисеевич Шейн, когда я вслух думала с Ниной, стоит ли идти в аспирантуру, если у тебя двое детей, вмешался и сказал:
– Именно потому, что у тебя двое детей и надо идти в аспирантуру, а то чем ты собираешься их кормить?
В старой записной книжке у меня был записан телефон Любочки Пулатовой и я, не объявлявшаяся много лет, ей позвонила. Она не удивилась, сказала:
– Приезжайте, пожалуйста, поговорим.
Я приехала, обсудили тему, что и как делать, когда поступать, только трудно мне было решиться уйти на три года на стипендию девяносто рублей, на работе я получала 120 и премию квартальную от 40 до 60 рублей, и обещали повышение. И в разгар этих раздумий Шейн предложил мне идти в заочную аспирантуру НИОПиКа.
– Пойдешь к Дюмаеву, он всех берет, будешь его аспиранткой, я тебя порекомендую, а у меня в институте Химфизики приятель есть, Гена Фомин, умница, хороший человек, сделаешь у него работу, он сейчас докторскую делает. Очень плодовит, много статей выходит, и в деньгах не потеряешь на время учебы.
И добавил, заметив, что я колеблюсь:
– Да не бойся, у него легкий характер, с ним хорошо работать, не так, как со мной, со мной тяжело.
Семен был человек дела, а раз он решил, что его вариант самый для меня подходящий, то и начал действовать, хотя я еще колебалась.
Фомин был оппонентом на защите Семеновской аспирантки, мы сидели в Московском НИОПиКе в конференцзале вместе с Ниной, и после доклада своего аспиранта Семен неожиданно громогласно обратился в зал.
– Вот тут потеснитесь, пожалуйста, я хочу познакомить этих двух людей. Она в аспирантуру собралась, это Зоя Карловна Криминская, конечно, вы всё её знаете (это такая шутка была, меня на заседании ученого совета впервые-то и видели, если увидели вообще). И руководителем у нее будет Фомин Геннадий Васильевич, вот он тут сидит, пусть они рядом сядут, им поговорить надо.
Я по такому случаю подкрасилась, нарядилась в свою оранжевую кофту, и сейчас оранжевое пятно моей кофты мелькало среди серых одежд профессоров, привлекая внимание.
Нина потом смеялась, что Смирнов, химик, доктор наук, присутствовавший в зале, поглядел на меня, полыхающую от смущения, обиделся и сказал:
– А почему это аспирантку Фомину, чужому? Я тоже хочу аспирантку.
Мы с Геной познакомились, договорились встретиться и обсудить работу уже вплотную.
Пока я думала, как мне сказать Любе о перемене своего решения, Гена с ней столкнулся в столовой института Химфизики, всё ей рассказал, и когда я ей позвонила, Любочка, может быть чуть-чуть обиженным тоном, сказала, что она встретилась с Фоминым, что он будет мне прекрасным руководителем и что она
Я извинилась, объяснила ситуацию, преимущества для меня заочной аспирантуры, позволяющие мне положить два горошка на ложку.
– Зоя, я всё понимаю, поступайте, как вам удобнее, Гена тоже очень хороший вариант.
Оставалось договориться с Дюмаевым. Семен и это взял на себя, порекомендовал меня, и договорился о встрече. Я пришла в знакомый кабинет, где когда-то рыдала без носового платка, выпрашивая квартиру. Не знаю, узнал ли меня Дюмаев, но ни словом мы не обмолвилась о каких-то там квартирах, говорили только о работе, и Кирилл Михайлович очень неназойливо, вскользь сказал, что в мелочи он вмешиваться не будет, Гену он хорошо знает, полностью ему доверяет, тему мою они обсудили, а во всех организационных вопросах он готов мне помочь. При всём при том о тематике будущей моей диссертации мы говорили конкретно, и я удивилась быстроте, с которой Дюмаев схватывал суть проблемы в области, далекой от его непосредственной специальности.
Еще один невыясненный вопрос читался в глазах Дюмаева, моего будущего руководителя диссертации, а именно, какая связь между мной и Шейном, каким образом мы знакомы.
Семен любил изобразить себя секс гигантом, и любопытство Дюмаева было естественным, и я предоставила Кириллу Михайловичу полную возможность думать по этому поводу, что ему заблагорассудится, дать волю фантазии.
Шейн в разговорах наших вслух не упоминался, как будто и не он всё это организовал.
Я съездила в отдел аспирантуры, узнала у ученого секретаря, которым тогда была Женя Попова, близкая приятельница Нины, какие документы надо сдавать, и когда экзамены. Женя посоветовала мне не пороть горячку и сдать экзамены осенью. Я взяла программу по физхимии, по истории партии, учебники в библиотеке и успокоилась пока.
Ирка сидит у меня, навестила подругу. Мы болтаем о том, о сём, потом я говорю ей, хотя она, наверное, знает, но молчит по этому поводу.
– Ну всё, я решила поступать в аспирантуру.
Ноль внимания, Ирка смотрит на меня и молчит.
– Ну и что ты молчишь, скажи, что не одобряешь, я ведь знаю, что ты думаешь.
– Сказать-то я могу, да зачем, ты ведь всё равно не послушаешь, - отвечает мне моя разумная подруга.
Алешка же, когда меня в январе следующего года зачислили, на нашем дне рождения, подвыпив, ходил между друзьями и говорил:
– Моя жена поступила с аспирантуру. Принимаю соболезнования.
Осенью Зоя навестила меня на новой квартире. Она ездила в командировки в Москву, и нашла меня первый раз еще на Дирижабельной. Тогда, на Дирижабельной, я даже не сразу её узнала.
Послышался стук в дверь, я открыла и увидела на пороге молодую женщину в голубом костюме.
– Вам кого?
– растеряно спросила я.
– Ну, Хучуа, ты даешь, - сердито сказала мне Зойка и, потеснив меня, вошла.
Арутюнян выщипала брови, и взгляд от этого сильно изменился, а голубой костюм перекрашивал Зойкины зеленые глаза в голубой цвет, всё это вместе помешало мне в первый момент узнать подругу.
Зойка осмотрела мою голубятню, вздохнула, что вообще такие квартиры здесь, в Москве, строят (теперь она была ленинградка, а я москвичка, и теперь всё моё было московское, а у неё ленинградское, и уже не в индивидуальности было дело, да и какая индивидуальность может спасти трехкомнатную квартиру 34 кв метра?).
Я рассказала Зойке о прошлогодней болезни сына. Я не вспоминала пережитое, так мне было легче, но сейчас, когда приехала Зоя, меня прорвало.
Зоя слушала, сострадала, но последнюю мою фразу о невозможности жить без сына оборвала резко и бескомпромиссно: