Комедия убийств. Книга 2
Шрифт:
В тот знаменательный день, когда Арлетт встретилась наконец-то со своей мечтой, юношей, семнадцать лет назад спасенным ею под Диррахием, двоюродным племянником барона де ла Тура, рыцарем из Нормандии Хьюго де Монтвиллем — так вот причудливо свились веревочки их судеб, — в тот же день произошла и еще одна (тайная на сей раз) встреча Боэмунда с королем нищих Тафюром. Никто не знал, о чем они говорили, но только вскоре князь Тарентский сказал товарищам, собравшимся на совет в шатре епископа Адемара, что, если они не дадут ему, сыну герцога Гвискарда обещание сделать Антиохию его владением, он и Танкред
Остальные вожди похода напомнили храброму крестоносцу о долге нести спасение христианам и освободить Гроб Господень из рук язычников, а заодно и о присяге, данной ими императору Алексею, согласно которой все завоеванные ими земли становились его собственностью. Особенно усердствовал граф Раймунд де Сен-Жилль, единственный из всех крестоносцев не принесший клятвы греческому базилевсу. Раймунд заменил ее обещанием не вредить императору ни делами, ни словами. Несмотря на столь условную присягу, убеленный сединами, покрытый шрамами, граф Тулузы и маркиз Прованса всегда отстаивал интересы Алексея, особенно когда они входили в явное противоречие с притязаниями жадного норманна.
Разозленный неуступчивостью товарищей, в очередной раз отказавших ему, Боэмунд сдержал обещание: его отряд и дружина Танкреда покинули лагерь. Турки, как это довольно часто случалось, заслышав о том, что опаснейший враг уходит, открыли Собачьи ворота и смело кинулись на франков. Завязалась битва. Боэмунд, забыв обиды, велел рыцарям поворачивать коней.
Вылазка защитников крепости успеха не имела. Однако по лагерю все более уверенно пополз слух о том, что в этой схватке погиб не кто иной, как сам «князь» Тафюр.
Король нищих исчез, однако в городе к жене одного богатого армянина, оружейника по имени Фируз, принявшего ислам, явился человек в длинном балахоне с капюшоном, скрывавшим лицо. Фируз не только не прогнал незнакомца, покушавшегося, как могло бы показаться сначала, на верность супруги, а, напротив, упал на колени и стал просить гостя простить его за неразумие. «Я прощу тебя, — сказал незнакомец. — Но ты должен помочь вернуть город тому, кому он по праву принадлежит — христианам». Целуя руку гостя, Фируз прошептал: «Я сделаю все, как ты велишь, только прости меня, Господи».
Фируз заснул счастливым, а утром решил, что все ему привиделось. Он едва не избил жену, решившую так коварно провести его, однако сомнения одолевали Фируза, и он не нашел ничего лучше, чем спросить совета у начальника. «Поди проспись, — закричал тот и ударил его палкой. — Нечего беседовать с духами!» — «Но это был не дух!» — возразил Фируз. «Ну что же, — засмеялся турок. — Тогда мне понятно, он пришел оценить прелести твоей жены. Любой, кто отведал их разок, вряд ли откажется нанести повторный визит, — он понимающе подмигнул Фирузу. — Я-то уж знаю, дружок, и поверь, не понаслышке».
Затем он прогнал Фируза. Тот вернулся домой и набросился на жену с кулаками. Однако в полночь к нему явился все тот же человек, который на сей раз не скрывал своего лица. Сомнений быть не могло: перед Фирузом предстал сам Христос. Наличие двух ангелов полностью устранили из души раскаявшегося грешника все сомнения. «Не вздумай обмануть меня! — пригрозил Иисус на прощание. — Или я жестоко покараю
Следующей ночью Фируз начал действовать.
Господь не случайно остановил выбор именно на отступнике. Армянин начальствовал над башней Двух Сестер, находившейся на юго-западе Антиохии, как раз напротив выстроенной среди гор огромной деревянной башни Танкреда, дружина которого квартировала в полуразрушенном монастыре Святого Георгия.
Переговоры затягивались: Боэмунд не спешил, ожидая, когда у несговорчивых соперников сдадут нервишки. Время шло, и вот стало доподлинно известно, что передовые разъезды конницы Кербоги, три недели безуспешно осаждавшего захваченную лотарингцами Эдессу, находятся всего в двух трех дня пути от Антиохии и что силы атабека несметны; многие, не дожидаясь неминуемой смерти, оставили лагерь. Среди малодушных оказался даже зять Вильгельма Завоевателя Эстефан, граф де Блуа. В тот же вечер князь Тарента понял, что час его настал.
С маленьким отрядом менее чем в полсотни рыцарей и тремя сотнями пехоты он короткой, но черной сирийской июньской ночью, таясь не только от турок в цитадели на Сильфиусе, но и рядовых соратников (об экспедиции знали только руководители похода с зубовным скрежетом и множеством оговорок согласившиеся на предложение Боэмун-да), двинулся навстречу судьбе. Уже брезжил рассвет, когда отряд достиг цели. К Двум Сестрам подошла и часть дружинников Танкреда, остальным надлежало атаковать ворота, когда те распахнутся.
Отсюда с башни крестоносцы выглядели кучкой жалких, усталых бродяг. Фируз ужаснулся, он уже отрезал себе путь к отступлению, послал в заложники франкам сына, прикончил всех, кто мог помешать его планам, даже брата. Оружейник понял, сколь опрометчиво поступил, тем более что Господь уже несколько дней не давал о себе знать. Как могли эти люди захватить огромный город? К тому же среди них не было Боэмунда.
«А вдруг они просто прирежут меня и моих солдат, чтобы захватить провизию и вино, спрятанные в башне? Они ведь ужасно голодают!.. Не пускать их?.. Но утром все откроется, у меня две дюжины стражников, если дело не завершится нынче же, кто-нибудь из них все равно проболтается!»
— Микро франкос экоме! [5] — крикнул Фируз собравшимся внизу крестоносцам. Испугавшись, что они не поняли его, он добавил, мешая язык ромеев и разговорную латынь: — Вас так мало… Где князь?! Где кир Боимон?!
Когда последний поприветствовал Фируза, тот осмелел и крикнул:
— Поднимайтесь!
Норманны приставили лестницу и дружно один за другим устремились наверх. Первым выпало идти Фульке де Шартру и Хьюго де Монтвиллю, следом двигался князь, потом остальные. Лестница, не выдержав тяжести, обломилась, когда маленький авангард крестоносцев во главе с командиром был уже наверху. Снизу раздались стоны и ругань упавших, прочие же, кто не надеясь, а кто и не дожидаясь очереди, раскручивали ременные и волосяные арканы с прикрепленными к их концам острозубыми якорями-кошками и карабкались по стене.
5
Мало у нас франков! (грен.)