Комендант брянских лесов
Шрифт:
Дверь в сени запиралась засовом. Партизан, привыкший все замечать, знал этот гладкий, словно отполированный дубовый брус. Он помнил и то, что между дверью и косяком есть щель, но она очень узка.
Острым концом финского ножа подрывник нащупал засов и по миллиметру начал отодвигать его, придерживая дверь. Он делал это неторопливо, в абсолютной тишине.
Было, пожалуй, уже около двух часов, когда Леонов неслышно вошел в низкую дверь избы и остановился на пороге. Слева от входа, вдоль стены, он помнил, стояла кровать. Невидимый в черном проеме двери, партизан долго прислушивался к дыханию спящего. Приблизившись к кровати, Леонов нащупал на
— Господин Потоцкий, вставайте!—Негромко сказал партизан, тронув спящего за колено. Нащупав сквозь одеяло ногу, Леонов обнаружил, что человек спит в сапогах.
Потревоженный Потоцкий сонно замычал, ворочаясь под одеялом. После второго окрика он вдруг затих, стал ровно дышать. Леонов, наклонившись над кроватью, опять протянул руку к колену, но в это мгновение одеяло откинулось и партизан почувствовал у себя на горле железные клещи. У него сразу потемнело в глазах. Вот уже к горлу подбирается вторая рука... Еще секунда — и партизан упадет, но в этот момент Потоцкий неожиданно откидывается на спину с разбросанными в стороны руками. Коротким взмахом кулака Леонов нанес Потоцкому прямой сильный удар в переносицу, и тот упал без сознания, обливаясь кровью.
— Ловкач, видать, подлюга!—сквозь зубы проговорил молодой партизан, потирая ладонью правый кулак.
Он быстро связал Потоцкому ремнем на спине руки, в рот затолкал свою пилотку. Собираясь выходить, Леонов услышал в соседней комнате испуганный шепот. С трудом подавив чувство неприязни, Леонов сказал, стараясь быть вежливым:
— Извините, пожалуйста, Груня! Не беспокойтесь, я сейчас ухожу.
Леонов поднял с кровати связанного предателя и вытащил его во двор. Конь пригодился партизану. Он вывел его на огород, легко бросил на переднюю луку седла Потоцкого и, закинув поводья, прыгнул в седло.
В предрассветных сумерках партизан свободно выехал из села и, понукая каблуками сильного резвого коня, широким наметом направился в сторону леса. Лишь отъехав с километр, Леонов придержал поводья. Уже светало. Над головой всадника пролетел аист, тяжело взмахивая большими крыльями. Аист летел из села к пойме реки Судости. Она извивалась по зеленой равнине лугов, огибая деревни, расположенные по обоим берегам реки.
Всадник внимательно проследил за полетом удалявшейся птицы.
...Покачиваясь в седле, Леонов шагом ехал по узкому проселку, густо заросшему стелющимся подорожником. Он с трудом преодолевал дремоту. Поперек седла мешком лежал безмолвный Потоцкий. Чувствуя ослабленный повод, конь уклонялся от дороги, пощипывая на обочинах верхушки пахучего донника.
Подъехав к лесу, Леонов еще пуще захотел спать. После тяжелой, тревожной ночи он чувствовал страшную усталость, изо всех сил старался не заснуть и не упасть с коня« Позади неожиданно послышался голос, от которого Василий вздрогнул, сразу же позабыв о сне:
— Вася-а! Подожди!
Хотя женщина назвала имя Леонова, он не узнал ее голоса. Обернувшись в седле, партизан, к великому своему удивлению, увидел Груню. В замешательстве он забыл остановить коня. Груня едва поспевала за ним в одном платье и в мокрых от росы туфлях на босу ногу, на ходу стараясь пригладить растрепавшиеся волосы. «Но как это можно было не узнать по голосу?» — думал Леонов, обрадованный и в то же время встревоженный ее внезапным появлением. В тот момент партизану не пришла в голову мысль, что он, собственно, и не знал голоса Груни.
При встречах они обычно разговаривали
— Я тоже пойду с тобой, я... я не останусь больше в Семках, — задыхаясь от волнения, едва удерживая слезы, говорила девушка. — Ты не думай, я его никогда не приглашала, он нахально... Что я могла поделать? Все лето дрожала от страха, измучилась. Вдруг, думаю, встретитесь! А тебе сказать боялась...
Груня говорила торопливо, видимо, боясь, что ее не захотят слушать. От сбивчивой речи и быстрого бега она окончательно задохнулась и, чтобы не упасть, схватилась за стремя, повиснув на нем.
Увидев, что девушка выбивается из сил, Леонов, наконец, догадался остановить коня.
Он стащил с седла Потоцкого, положил на траву и вынул у него изо рта кляп.
— Ты пойми, Вася, мое... — страстно заговорила опять девушка, но Леонов остановил ее.
— Не нужно сейчас об этом, Груня. Лучше мы после поговорим.
Леонову не хотелось, чтобы она объяснялась в присутствии Потоцкого.
Девушка испуганно и умоляюще заглядывала в лицо Леонову, но он отворачивался, не решаясь поднять глаза. Угрызение совести мучило его. Он представил себе положение Груни, беспомощной и запуганной, оставшейся среди фашистов, и не знающей, куда деваться. И в этот момент он сильный, молодой, оставляет ее, холодно раскланиваясь. «Разыграл пошлую сцену ревности, глупец!» — со стыдом думал о себе молодой партизан, вскользь взглянув на Потоцкого, неподвижно лежавшего на земле.
Оглушенный ударом, уставший от неудобной езды, он, видимо, приходил теперь в себя. Бледное лицо его, с синяками у глаз, несколько оживлялось. Леонов больше не поворачивался в его сторону.
Груня робко смотрела на Василия, напуганная тем, что он не глядит ей в глаза и упорно молчит, о чем-то думая.
После короткой передышки стали собираться в путь. Леонов предложил девушке ехать на лошади. Она охотно согласилась. Взяв Груню за талию, чтобы подсадить в седло, Леонов на мгновение почувствовал, как девушка вся вздрогнула, обернувшись к нему на короткий миг. На лице ее еще сохранился испуг и усталость, но где-то в глубине глаз Леонов не увидел, а вернее угадал блеснувшие искорки радости. Партизан сразу как-то успокоился и даже обрадовался, словно он объяснился с девушкой и получил ее прощение.
Очутившись в седле, Груня крепко ухватилась за переднюю луку, как это делают дети, впервые сев на лошадь, и опять робко взглянула на партизана, согревая его взглядом.
— Идите вперед, господин Потоцкий! — жестко приказал партизан, обернувшись в сторону предателя. — Бежать Не пытайтесь. Все равно не уйдете!
Леонов взял в левую руку повод лошади и указал пистолетом Потоцкому, в какую сторону надо идти.
— Опять тебя в штаб зовут, — с досадой крикнул Леонову ординарец командира отряда. — Давай немедленно!
Несколько дней прошло с тех пор, как Леонов привел в отряд Потоцкого. Гурову и Куликову необходимо было подробнее знать, каким образом ему удалось захватить предателя, имя которого наводило страх на местных жителей.
Но Леонов был крайне немногословен, к большой досаде руководителей отряда. Он коротко доложил, что застал Потоцкого в Семках спящим и без особого труда взял его.