Комендант мертвой крепости
Шрифт:
Ехали молча. Позади, за спинами, всё было залито оранжевым, дрожащим светом: там вставало над долиной солнце.
Многие дремали прямо в сёдлах — привычка, которой обучаешься после первых же дней в походе. Спать, не останавливаясь, есть, не спешиваясь, не обращать внимания на запах немытых, потных тел.
На разговоры других.
— Гарры низвергнутые, до чего ж мне не нравится этот расклад! — Сотник ехал рядом с господином Оттенсом, впереди колонны. Впрочем, несколько разведчиков уже ждали их у выхода из тоннеля — и ещё четверо контролировали подступы к нему. — Идеальная ловушка. Умом понимаю, что вряд ли этим висельникам хватило мозгов оставить здесь дозорных, тем более — устроить засаду, но… — Он скривился и сплюнул. — Поскорей бы оказаться на той стороне, верно, господин Оттенс? Не стоит загонять себя в западню.
— Не тяни. Ты ведь хочешь поговорить о другом?
— Ну… как посмотреть. — Сотник почесал эти свои уродливые складки на месте левого уха. Иногда господину Оттенсу казалось, Клык делает это специально, чтобы его позлить. — Может, и о том же самом, в общем-то. Западня — она ведь разная бывает, сами знаете. Если андэлни загнать в неё… можно заставить выполнять то, что тебе хочется, — но в итоге наверняка наживёшь врага, верно? Или даже врагов.
— Я предупреждал его.
— И я предупреждал, не сомневайтесь. Что поделаешь, такой уж он андэлни, наш святой отец… редкой породы, сейчас подобных и не встретишь.
— Ты о чём?
— Есть в нём прочный хребет, стержень. То, что не даёт ни согнуться, ни отступить. После катастрофы, сами знаете, многие иначе стали на мир смотреть. — Он снова поскрёб пальцами кожу. — Вот как будто проснулось в них что-то от зверей. Выше прочего ставят простые вещи: еду, питьё, женщин… Отец Гуггонал не такой.
Господин Оттенс усмехнулся:
— Ну, насчёт питья…
— Да бросьте, сами знаете, это пустое. Вы вот запретили — и он подчинился, с тех пор — ни капли. Он, кстати, — добавил сотник, — на вас в этом очень похож. Просто он и вы разное цените.
Господин Оттенс зевнул и покачал головой, прогоняя сонливость.
— И к чему ты ведёшь? Или просто решил убить время и отвлечься от тревожных мыслей?
— Андэлни уважают таких. Вас. Его. И когда вы… — Акийнурм покачал головой. — В общем, зря вы так, господин советник.
— Действительно, зря. Следовало раньше поставить его на место. Мы здесь для того, чтобы позаботиться о живых — не о мёртвых.
Какое-то время Акийнурм просто ехал рядом и хмурился. Потом сказал:
— Это не моё дело, господин советник. Но, если позволите… тут вот какая штука: почему-то выходит, что когда заботишься о своих мёртвых, на самом деле делаешь это ради живых. Даже ради тех, кто уже не верит, что из потустороннего мира можно вернуться.
— А ты веришь, сотник?
— Мой прадед возвращался дважды.
— А после того, как мир изменился, — ты хотя бы слышал о подобном? То-то и оно. — Господин Оттенс запрокинул голову и посмотрел на гладкий, словно вырезанный ножом скульптора потолок. — Может быть, — добавил тихо, — его и вовсе нет.
— Нет потустороннего мира?!
— Дико звучит, да? Сложно в такое поверить? — Господин Оттенс поглядел на Акийнурма с едкой усмешкой. — А в то, что после катастрофы погиб один из Праотцов? В то, что Палимпсест распался на отдельные острова? В эти смертоносные «чернила», которые разлились между островами? Почему тогда андэлни считают, будто потусторонний мир мог уцелеть? В конце концов, всё доказывает обратное. — Он снова усмехнулся: — И пусть отец Гуггонал сколько угодно взывает к моей вере — это ничего не изменит. Разве что он действительно сумеет призвать с того света хотя бы одного покойника…
Тоннель закончился. На миг они придержали скоростелей и просто смотрели на расстилавшуюся впереди равнину и на тракт, который рассекал её надвое. Качались на ветру метёлки травы, кое-где расцвеченные вкраплениями первоцвета. Крохотные жёлтые чашечки казались чем-то небывалым, чуждым — первые растения, которые были созданы Праотцами после того, как мир изменился. После того, как Праотцы изменили его сами, явившись сюда и изгнав предвечных чудовищ.
Скоростели потянулись к ближайшим метёлкам, ухватили клювами пучки травы. Господин Оттенс рассеянно одёрнул своего; сам в это время смотрел вдаль. Лёгкий туман таял, рвался на млечные клочья — и у горизонта уже проступала гряда холмов. За ними, если верить карте, лежала ещё одна деревушка, а дальше, на расстоянии двух дневных переходов, — замок Вёйбур.
Подъехали разведчики, подтвердили: всё спокойно, ничего странного или подозрительного.
— Следующий привал сделаем чуть раньше, — решил господин Оттенс. — До деревушки. Её пройдём, не задерживаясь, а потом… видно будет.
Сотник кивнул:
— Я бы даже предложил обойти её. Чтобы избежать лишних… осложнений.
— Пожалуй, так и сделаем. — И поскольку рядом были другие андэлни, господин Оттенс снова перешёл на «вы»: — Отправьте туда разведчиков, пусть проверят, не осталось ли вдруг живых — тех, кому действительно нужна наша помощь. И…
— Да, господин Оттенс?
— Нет, ничего. Забудьте. — Он небрежно махнул рукой: — Подумалось… пустяки.
Отряд неторопливо двинулся по дороге в сторону холмов. Господин Оттенс оглянулся: кто-то продолжал спать на ходу, кто-то жевал сморщенное яблоко. Священник ехал, обмякнув в седле, голова то и дело опускалась на грудь, но он вскидывал её и, моргая, обводил всё вокруг тусклым взглядом. Встретился глазами с господином Оттенсом и как будто даже не узнал его.
«Спрашивать, — подумал Эстритолк Оттенс, — имеет смысл лишь тогда, когда надеешься получить ответ… так или иначе». А сотник знал о хозяевах замка Вёйбур столько же, сколько и он сам. То есть ровным счётом ничего.
Вот это и тревожило господина Оттенса. Там, на площади, он уверял андэлни, что Плеть сам загнал себя в западню, оказался между молотом и наковальней. Западня, безусловно, была — да только кто именно в неё угодит? Не рассчитавший своих сил Плеть или же господин Оттенс?
Три дня — долгий срок. Если нынешние хозяева замка Вёйбур испугаются и откроют ворота… или просто не выдержат осады — тогда достать бунтовщиков будет непросто. Даже госпожа Дойварнесс не поможет выбить этот сброд из замка.