Комендант Санта-Барбары
Шрифт:
— Ну вот, набрали сувениров, — расхохотался Роман, глядя на эту живописную композицию. Или инсталляцию, Ленька не знал, как правильно. Может, вообще перфоманс.
— Сами-то, — довольно усмехнулся Косоротов. — Тут, похоже, доктор жил, наш фершал у него всяких клизм набрал древних. Ну а мы с Майклом, вон, музыку взяли и самовар. Я давно такой ищу, капитальный. А у нас их практически нет. Представляешь, Лень? И не делает никто, мол, невыгодно.
— Ладно, пошли до лагеря. — Ленька поправил ремни винтовок, поглядел на свою сумку, куда он уложил дневник и пакет, и решительно потопал в сторону просеки, которую они проложили в зарослях бурьяна. Надо еще
07.06.28 года, пятница. Северные территории, неосвоенные земли, восточнее Форта-Росса на пятьсот двадцать шесть километров. Лагерь Тринадцатой Дальней экспедиции
— Да, товарищ комендант. Белогвардейцы и оставшиеся в живых жители села покинули Звонарево и ушли искать других людей. Семнадцатого марта девятнадцатого года, по старому стилю. Да, село Звонарево Мариинскаго уезда Томской губернии. Есть, продолжать следование по основному маршруту, не дожидаясь группы поисковиков. — Ленька отодвинулся от микрофона на гибкой стойке и встал, потягиваясь. — Ну вот, завтра в путь. Ксюх, ты чего?
Радистка вытерла мокрые глаза и шмыгнула носом.
— Жалко их, всех жалко. Такой мальчик был, хороший, восторженный. Как он радовался, когда первый раз аэроплан увидел. А потом… война, революции, гражданская. Кровь, грязь, из восторженного юноши палач вырос. Вон, Лень, смотри. «Вчера около Энского разъезда частью постреляли и частью взяли в плен сотню краснопузых. После допросов казаки заставили их копать могилы и порубали шашками…» Страшно, Лень, и жалко их до ужаса.
— М-да… Ксюш, этого уже не поправить. — Ленька поглядел на вскрытый им пакет.
В нем командир колчаковцев, этот самый Везенский, уже штабс-капитан, кратко описывал, как они попали в этот мир и Христом-богом заклинал нашедшего этот конверт отписать его матери, проживающей в Москве. Мол, служил святой России честью и правдой.
Только жуткая эта правда была, под конец. Панфилов слышал о красном и белом терроре, но что такое творили белые, он не предполагал. Впрочем, не он им судья. Не он. Да и предвзят он, прямо скажем, у него-то, прадеды за красных воевали. Ну, кроме одного, тот по железнодорожной линии всю жизнь служил. Возил то белых, то красных, то зеленых. Красных чаще, в конце концов, на красном бронепоезде и закончил гражданскую, начальником паровозной бригады. Потом служил по железнодорожному ведомству, строил ТуркСиб, ремонтировали пути во время Великой Отечественной, уже командиром желдорбата. Ха, и Ленька тоже на прокладке чугунки поработал, даже позывной получил в разведотделе — Дорожник.
— Ладно, Ксюш, ты мне этот докУмент слезами не залей. И лучше выходи, скоро уха готова будет. — И Ленька вышел из кашеэмки на свежий воздух, где вовсю кашеварили, точнее, уховарили оба пулеметчика. Они воспользовались вынужденной остановкой и натягали на спиннинги немало здоровенных местных рыбин. И что интересно, среди них попались два немаленьких земных окуня. Вот так вот, прижились рыбки. Интересно, почему они ниже не встречаются? Или просто внимания не обратили?
Пока выкладывали на деревянное блюдо горы дымящихся рыбин, Ленька еще раз осмотрел свои винчестеры, ибо ему, как начальнику экспедиции, досталось две винтовки.
— Что задумался, начальник? — около Ленька оказался незаметно подошедший Денисов.
— Да вот, думаю, где патроны для винчестеров брать, — Панфилов клацнул затвором и, придерживая пальцем, спустил курок.
— Не проблема. Недешево, но не проблема, — ответил вместо Денисова док Хагри. — «30-40» производится и продается в США, так что просто закажешь и привезут. Хотя, если хочешь, я выкуплю у тебя обе винтовки.
— Нет уж, док, — Ленька усмехнулся, пряча винчестер в машину. — Один я себе оставлю, а второй будущему тестю. Тот тоже любит оружейные диковинки.
— Да, я заметил, — кивнул док, принюхиваясь к аромату вареной рыбы. — Отец твоей Ольги любит оружие.
— Ага, — согласно мотнул головой Леонид и, по приглашающему взмаху руки, встал. — Пойдемте, господа ученые. Отведаем ушицы, и на боковую. У нас завтра тяжелый день.
Потом все до отвала наелись ухи и вареной рыбы, после чего рыбаки занялись колдунством, сначала очистив оставшуюся рыбу от костей и после этого залив ее ухой. Мол, утром за ухи не оттащат от заливного.
Утром следующего дня колонна из шести грузовичков по прорезанной просеке проехала через старое село и ушла на восток. А вслед ей, встав на задние лапы, смотрел огромный старый медведь.
Ну а потом было шесть дней очень тяжелой и очень трудной дороги. Когда за первый день прошли почти триста километров, а потом за три дня всего полсотни, прорезая в рощах из смесков хвойных и папоротников просеку, по которой за уставшими до умопомрачения лесорубами едва ехали машины. Потратили в общей сложности пару дней на переправы через всякие речки.
А на седьмой день…
— Колонна, стой! Разбить лагерь! — Ленька выключил движок и толкнул дремлющего Климова. — Ром, глянь.
— Ничего себе, — между Леонидом и проснувшимся Романом сунулся Ким. — Вот это херотень!
— Ага, тень фаллической формы, — угрюмо ответил Панфилов и вытащил карту. — Вот оно что, непонятная херовина.
На карте, практически на всю длину с юга на север, шла тонкая черточка. Порой она пропадала в лесных массивах, порой на этом месте оказывались извилистые озера, которые Ленька, да и не только он принимали за русла старых рек. А на самом деле перед остановившимися машинами был ровный тектонический срез, уходящий кое-где вверх на полсотни метров.
— И что, так везде? — проснувшийся Роман тоже заглянул в карту.
— Да бог его знает, Ром. — Ленька свернул карту и полез назад, за телескопом, который ему подарили на прошлую днюху. На сами-то звезды ему поглядеть удавалось редко, но этот агрегат заменял отменную подзорную трубу полусотенной кратности. — Мы тут на вершинке, получается, сейчас оглядимся по сторонам.
06.15.06.28 года, суббота. Северные территории, неосвоенные земли, восточнее Форта-Росса на тысячу тридцать километров. Лагерь Тринадцатой Дальней