Комиссар, часть 3. Завершившие войну
Шрифт:
Там, в небольшом овражке, сидел на утоптанном снегу парнишка, потирая руки в варежках, сжимая-разжимая пальцы. Перед ним стояла подрывная машинка. На рогульке ветки кустарника висел зачищенный конец саперного провода.
– Подключай! Чего ждешь?
– Не полагается по наставлению, товарищ командир! Пока люди у зарядов – нельзя.
Привстав над кустами, Аглая посмотрела на мост. Там еще, действительно, кто-то был. Вытащив бинокль, повернулась в сторону поезда. Тот уже показался из леса лбом паровозного котла и начал вытягиваться на прогалину перед мостом. Шел медленно, чуть быстрее бегущего человека – видно, на сырых дровах маловато пара в котле. Простая «овечка» с четырехосным тендером тянула за собой серый санитарный вагон. На стенах между окнами ясно виднелись белые круги с красными крестами.
Аким и
– Ну, с Богом! – и увидел кресты на бортах всех четырех вагонов. – Да как же это? Это ж с ранеными, не полагается…
– Теперь ты, Аким Иваныч, в мою работу не лезь! – ощерилась Аглая.
Она легко простила заслуженному солдату его неуверенность. Он ведь не был с ней утром на станции, не слышал криков из горящего вагона…
Оттолкнула подрывника, взялась за машинку. Правой рукой быстро закрутила рукоять, набирая заряд тока. Как только паровоз оказался в нужном месте на мосту, левой вдавила нажимной ключ.
Облака желто-бурого дыма с громовым ударом вылетели в стороны и вверх из-под моста и поплыли над рекой. Разорванная ферма под весом поезда пошла вниз. Паровоз, продолжая движение по инерции, врубился в гранитные глыбы устоя на северном берегу и развалился на части. Котел вздыбило, оторвало от ушедшей вниз рамы. Струи пара ударили во все стороны. Тендер, все еще двигаясь вперед, всей тушей смял кабину машиниста и поднялся стоймя, высыпая двухметровые паровозные дрова как спички из коробка. Винтовую стяжку с первым вагоном оборвало с гудящим металлическим стоном. Сам вагон выдавило с моста, он рухнул крышей вниз, пробил лед и наполовину ушел под воду. Второй вагон еще не зашел на мост, но его развернуло на рельсах наискось и он съехал на противоположную сторону насыпи. Два оставшихся сошли с рельсов, реборды колес с треском щепили концы шпал.
Эхо взрыва еще не улеглось, а по вагонам хлестнул винтовочный залп. Серега никогда избытком сомнений не страдал.
***
Генерал Павел Францевич Вайс-Виклунд, командующий войсками Особого Тамбовского района
Во второй половине дня обстановка в штабном вагоне сложилась нервозная. До темноты оставалось всего ничего, а доклады от начальника дивизии генерал-майора Каменского не обнадеживали. Красных удалось сбить с северной окраины села, их правый фланг оттеснили к югу, а фронт так и не был прорван. При поддержке оставшихся орудий они трижды переходили в контратаку, да так, что Каменскому пришлось задействовать оба резервных батальона, чтобы остановить их. Как бы теперь не пошла кампания, всегда будет ощущаться недостаток пехоты, а на пополнение рассчитывать не приходилось. Развивать успех было нечем, от кавалеристов Макеева никаких сведений не поступало, как было непонятно, где сам начальник бригады и жив ли он. Танки после изрядных мытарств было погрузили на платформы и приготовили маршрут отправления, но два часа назад сперва доложили о потере проводной связи вдоль линии, а потом посыпались радиограммы из штаба дивизии и от командира железнодорожного батальона с южной окраины города.
Новости были одна другой хуже. В Шереметьевке взорвана насосная станция тягового водоснабжения. Разъезд 322-я верста занят противником. Южнее Ряжска подорван мост под санитарным поездом, вагоны с ранеными расстреляны. Павел Францевич недоумевал эдакому злодейству, на подобное способны разве что истинные нелюди.
Пришлось остановить отправку любых эшелонов и отряжать бронеавтомобили, саперов и железнодорожников выбивать партизан с линии. Между тем артиллерия стреляла почти весь день, уже были подготовлены огневые задачи на вечер и ночь, но перерыв движения не позволял своевременно пополнить боекомплект.
Генерал стоял с телефонной трубкой в руке – шеф французской авиационной миссии докладывал собственные итоги дня: шестнадцать вылетов на разведку и корректировку артиллерии, шестьдесят два с бомбами. Два самолета разбиты – аварии при посадке, пять человек летного состава ранены. Погибших, слава Богу, нет, но на вечер боеготовы только двадцать три машины, запас авиабомб практически исчерпан, в связи с чем он запрашивает…
Генерал Вайс-Виклунд прервал
– Свяжитесь с Каменским, пусть переходит к обороне!
– На всех участках?
– Да. Надо окапываться, приводить войска в порядок, готовиться к завтрашнему дню. Пусть ищет Макеева, устанавливает с ним связь. Надеюсь, он творит в их тылу то же самое, что у нас тут эти… – вспомнив, обернулся к дежурному офицеру: – Подполковника Подтягина на связь.
Взяв уже другую трубку, генерал продолжил:
– Михаил Дмитриевич, если на железной дороге вашими войсками будут взяты пленные из числа партизан – немедленно предать военно-полевому суду и…
Генерал поймал взгляд начальника разведотдела, который, отчаянно глядя на него, чуть заметно качнул головой.
– …приговор прислать мне на утверждение! – действительно, ведь Аглая могла быть там. – Никакого о-гэ-пэ, вы меня поняли?
– Слушаюсь, Ваше превосходительство!
Слева в поле зрения оказался серо-голубой мундир.
– Mon general? – подполковник Аппиано, начальник миссии связи, протягивал лист расшифрованной радиограммы. – Depeche de Molchanoff (1).
Французы… То ли помощники, то ли соглядатаи от хозяев. Говорят, будто бы в Москве они поставили условием предоставления военной помощи непременный контроль своих людей за службой связи в любых крупных русских штабах. И военный атташе французского посольства решал, что русской армии делать можно, а что нельзя. Спору нет, отличная техника, подготовленный личный состав, даже из числа рядовых и унтер-офицеров, а таких возможностей по управлению своими частями он, генерал Вайс-Виклунд, не имел не то что в Гражданскую, а и в Великую войну. Но французы неизменно раздражали Павла Францевича. Подтянутые, державшиеся наособицу и свысока, они давно уже не были друзьями времен 1914 года, да и едва ли оставались союзниками. С ними генерал разговаривал исключительно на французском. Во-первых, он терпеть не мог акцент, присущий многим из них, даже тем, кто уже годы провел в России. А во-вторых, всем русским вокруг себя генерал давал понять, что это иностранцы, чужие и кто знает, может, без пяти минут неприятель.
– Que lui est-il arrive? Brievement! (2) – потребовал генерал.
– Les troupes ont avance de douze kilometres, maree blanche, leurs camions sont bloques, beaucoup de pannes. Il n'y a pas eu de combats, (3) – отчеканил Аппиано, привыкший к манерам командующего.
Генерал забрал у него лист и передал начальнику штаба:
– Подготовьте ответ, пусть продолжает выполнять ранее поставленную задачу.
Павел Францевич взял сигару, подошел к окну, сдвинул его вниз. Он приобрел досадное обыкновение при любом случае подолгу смотреть в окно, было это уместно или нет. Какая-то часть его вопреки всему надеялась, что однажды он вот так выглянет в окно и увидит дочь, которая все наконец поняла и вернулась к единственному во всем свете родному человеку. Это иногда снилось ему. Он знал, что не скажет ей тогда ни слова упрека, что бы она ни делала в прошлом, настоящем и будущем. Знал также, что едва ли мечта эта осуществится. Но не мог перестать при любом случае выглядывать в окно.
Холодный воздух ворвался в прокуренный вагон. Вайс-Виклунд посмотрел на фонари приближающегося по соседнему пути маневрового паровоза, кивнул адъютанту, поднесшему огня, затянулся и начал:
– Господа, нам необходимо…
И осекся. Во-первых, маневровый летел как на пожар – шлейф густого черного дыма из трубы, отсечка на большой клапан, частый перестук по стыкам. Во-вторых, на поручнях лестницы из кабины со стороны машиниста повис человек в железнодорожной тужурке, развернулся по ходу движения, держась только левой рукой, а затем спрыгнул параллельно пути и побежал, гася инерцию, рядом с тендером. Он, может, и устоял бы на ногах, а потом метнулся бы куда-то в чрево станции, только его и видели. Но на беду ему попалась под ноги стопка отработанных тормозных колодок – припорошенный снегом, почти не различимый в сумерках чугунный пенек чуть ниже колена высотой, об который человек с разбегу запнулся, рухнул и, давя крик, обхватил обеими руками искалеченную ногу. Генерал бросил быстрый взгляд по ходу движения маневрового – тому оставалось полторы сотни саженей до хвостового вагона стоявшего на том же пути состава.