Комиссия
Шрифт:
11. Тов. Кузнецов Иван Иван.
Оружие вообще и никогда давать в руки нельзя - наделает делов. Отклонить.
12. Тов. Глазков Федор Алекс.
Покуда зачислить, но когда сход голосовал Глазкова Ф. А., он выказал к этому свое небрежное отношение. Поэтому предупредить, что общество в таких небрежниках не сильно нуждается, так что в любой момент может обойтись и без него.
13. Товарищ Панкратов Кирилл Емельянович.
Зачислить и предупредить, чтобы был попроворнее.
14. Товарищ Митрохин Афанасий Купр.
За отсутствием
15. Товарищ Куропатин Александр Александрович.
Старый уже (1849 год рождения). Отклонить.
16. Куприянов Матвей.
Молодой еще, хотя и здоровый. Отклонить.
17. Тов. Убегов Василий Никол.
Единогласного мнения о товарище в Комиссии не имеется. Зачислить и поглядеть, кто из членов Комиссии был прав, а кто нет при обсуждении данной кандидатуры.
18. Тов. Митрохин Борис Леонид.
Много гуляет не совсем известно где. При зачислении в охрану окончательно отобьется от дома и семьи. Отклонить.
19. Тов. Куропатин Георгий Александр.
В старшие охраны не годится, но в рядовых начнет куражиться, будто старший. Отклонить.
20. Евсеев Гр.
Даже смешно было выдвигать такого кандидата. Откл.
21. Тов. Лебедев Терентий Мих.
Пущай и далее играет на австрийской гармонии. Отклонить.
22. Тов. Гуськов Дм.
Какой это охранник, когда он сам в 1911 году потерял собственного коня-четырехлетку с телегой и с двумя кулями муки-крупчатки? Отклонить.
23. Товарищ Евсеев Леонтий Афанасьевич.
Этот в лесу - ровно дома. Зачислить как будущего примерного и скромного охранника. Поглядеть дополнительно, чтобы назначить старшим охраны.
24. Григорьев Л. М.
Сроду не имел никакого общественного интереса и неспособен к нему. Зачислить для приобретения общественной практики.
Протокол писал Дерябин. Дерябин этот еще в пятнадцатом году вернулся домой по конту-зии, но и сейчас прибыл в избу Панкратовых, будто прямо из окопа: в шинельке, в гимнастерке, побриться ему не было минуты, тем более подстричься.
Писал он старательно, извел половину целого, до того еще не зачиненного карандаша, поплевывал на карандаш и слюнявил его, густо разукрасил себе рот, и протокол тоже оказался пестрым - местами буквы очень яркие, блестящие, а где писалось насухо, там их видно с трудом.
Устинов же вникал нынче в дело только поначалу, потом над чем-то задумался.
У него было светлое, насмешливое лицо, вот-вот он улыбнется и засмеется, но ни улыбки, ни смеха нет и нет, а вот задумчивая какая-то усмешка - та неизменна.
Лампа в горнице на клеенчатом столе светила ярко, потрескивала фитилем. Удивительно, но была она заправлена настоящим керосином.
Керосина в Лебяжке вот уже больше года как днем с огнем ищи - не найдешь, но Зинаида Панкратова и тут расстаралась: только наступили потемки, заправила лампу, зажгла ее, и вот горел этот яркий свет до сей поры.
Член Комиссии Половинкин поглядывал на веселый огонек, поеживался и вздыхал: он был мужик работящий, экономный и совестливый, он, конечно, не мог не подумать о том, какой урон Лесная Комиссия наносит хозяевам, и казнился, чутко прислушивался - может, в кухне, где хозяева нынче находились, Кирилл уже ругает свою бабу за такую растрату?
Но там тихо было, непрерывно гудела прялка, а чем занимался Кирилл понять было нельзя.
Вернее всего, сидел и ждал, как и что о нем-то решит Комиссия - он ведь тоже был кандидатом в охрану. Слава богу, соображал Половинкин, в охрану Кирилла зачислили, хотя и с наказом - быть попроворнее. Это уже лучше. А если бы весь чистый его дом сапогами затоптали, да керосин пожгли, да потом еще и отклонили бы его - вовсе уж было бы Кириллу худо, не по себе. Разобраться, охрана эта - одни только хлопоты и заботы, но если тебя выдвинули кандидатом куда-нибудь, а после отклоняют - неловко получается. И Половинкин никого не отклонял, только Куликова Семена, замеченного в присвоении чужих денег на Круши-хинской ярмарке в одна тысяча девятьсот девятом году. Тут он действительно был против.
Когда все члены Комиссии расписались под протоколом, Петр Калашников сказал:
– Завтре что перво-наперво сделаем - соберем кандидатов, двадцать четыре человека, зачитаем им этот протокол. Затем окончательно и в совете с утвержденными кандидатами назначим старшего. Я думаю, старшим будет Евсеев Леонтий, лучше, чем он, на должность никто не найдется. Распорядимся также, чтобы все они разжились бы оружием. По нонешнему времени, когда понатащили этого добра с фронту едва ли не в каждый двор, - это несильно трудная задача!
– А еще после мы, Лесная Комиссия, кого будем делать? поинтересовался Игнашка Игнатов.
– По какому вопросу? Какие писать протоколы?
– После-то, можно сказать, самое-то главное и начнется, товарищи Комиссия!
– стал разъяснять Калашников.
– Инструкцию лесной охраны составить надо? Надо! Правила взысканий за самовольные порубки - надо? Надо! А ценник на лес? А правила отпуска леса? Общий закон, чтобы в нем было всё усмотрено - восстановление леса, правила пастьбы, сенокоса и охоты, хранение лесных документов и планов, положение о таксации, - голова кругом, сколь предстоит делов! Я, сказать по правде, на Устинова сильно надеюсь. Ты ведь, Устинов, грамотный, и по лесу тоже, ты еще с царскими таксаторами работал!
– Давно было, - вздохнул Устинов.
– Парнем я еще был. Неженатым еще. Ну, а забыть-то я не забыл ничего. Все помню...
Устинов и еще хотел сказать что-то, но его перебил Игнашка:
– И куды их столь, разных законов?! Не пойму я никак! Сделать бы один только, но всеобчий закон: руби и вообче воруй, кто сколь сможет и как умеет! А тогда и слова бы этого не было - воровство! И суда не надо, и никакой бумаги, никакой Комиссии. Да энтими бумагами хоть гору навороти человек всё одно через ее перелезет и сопрет, чо ему нужно!