Коммандер

Поднявшись наверх, я тут же застегнул куртку до самого верха. День обещал быть солнечным, но осень в Страсбург уже пришла — и явно собиралась задержаться надолго. Ветер пробирал до самых костей, и укрыться здесь было негде.

Впрочем, я не собирался. Раннее утро, еще до рассвета. Верхняя смотровая площадка собора, под самым шпилем. Пожалуй, единственное время и место, где я мог остаться наедине с самим собой. Не раздавать приказы, перебирать бумаги или прирастать ухом к телефонной трубке — а просто подумать… или не думать вообще, а просто побыть в тишине, возвышаясь над городом вместе с сонными гаргульями — когтистыми чудищами, застывшими на фасаде прямо под каменным ограждением.

Пожалуй, самая подходящая компания для оказавшегося вдали от дома русского — сдержанная, суровая и не признающая местного певучего наречия… впрочем, как и любого другого. За последние дни я успел по-своему привязаться к когтистым уродцам. И иногда мне даже казалось, что это взаимно: гаргульи охраняли собор уже сотни лет, а теперь еще и приглядывали в мое отсутствие за целым городом — и за тем, что творилось по ту сторону Рейна. Конечно, они никак не реагировали на мое появление здесь, наверху.

Но зато и не лезли с советами.

— Доброго утра, князь.

Мое молчаливое уединение закончилось, не начавшись: в проеме двери, ведущей на лестницу, появилась могучая фигура Оболенского. Шагнув на крышу, он тут же запахнул расстегнутый плащ, поднял ворот и будто бы даже чуть втянул голову в плечи — но тут же расслабился. Одаренные такого ранга редко страдают от холода, да и вряд ли местный климат мог хоть чем-то удивить того, кто родился в Петербурге.

— Любуетесь? — Оболенский улыбнулся и шагнул вперед. — Думаю, приятно видеть результаты своего труда.

— Нашего труда, — отозвался я. — Без вас и эльзасских егерей я едва ли бы смог сделать хоть что-то… не говоря уже о своевременном вмешательстве его величества императора Жозефа.

Оболенский не ответил, но, судя по неровной ухмылке, остроту явно понял. В самом деле — настоящая помощь из Франции так и не пришла. Осторожный потомок Наполеона Бонапарта уже принял вассальную клятву герцогини, щедро давал обещания… однако не слишком-то спешил их выполнять. Отправил пару грузовиков с винтовками и патронами, несколько пушек с десятком снарядов на каждую и роту солдат для охраны резиденции. Среди эльзасских ополченцев начали мелькать золоченые офицерские погоны, в городе невесть откуда появилась целая стая шпиков в штатском — но на этом поддержка парижского двора пока что и закончилась.

Впрочем, я не слишком волновался: мои люди уже успели взорвать все крупные мосты через Рейн, кроме того, что вел с того берега прямо в Страсбург и круглосуточно находился под прицелом орудий панцеров. Немецкие солдаты сдались сразу после нашей с Жан-Полем лихой гонки до дворца Рогана, так что теперь освободительная армия не испытывали недостатка ни в оружии, ни в боеприпасах. У нас было достаточно времени укрепить город — и мы потратили его с пользой, превратив набережную на востоке чуть ли не в цитадель.

— Какие-нибудь вести, князь? — поинтересовался я. — В последние дни мне не хватает времени даже почитать газеты.

— Ничего нового, друг мой. — Оболенский пожал плечами. — Османы стянули войска и, фактически, уже готовы идти на Балканы и оттяпать свой кусок пирога. Нидерланды и Дания настолько упорно заявляют о своем нейтралитете, что самое время в этом усомниться… А британский монарх загадочно молчит — как и всегда.

— Действительно — ничего нового, — усмехнулся я. — У Британии сильный флот и возможность атаковать северное побережье Германии с моря… Настолько хорошая, что король Георг наверняка воспользуется ею, как только это станет выгодно. Не знаю, кого его величество Павел послал в Лондон — но они заключат союз. Сейчас или чуть позже — не имеет значения.

— Полагаю, вы правы. — В голосе Оболенского послышалось плохо скрываемое недовольство. — Будет обидно, если после всего мои коллеги при дворе Георга управятся быстрее нас… Вы собираетесь надавить на Жозефа?

— Собираюсь. — Я развел руками. — И непременно надавлю, конечно же. Но такую глыбу не так уж просто сдвинуть — во всяком случае, сейчас. Для этого нужно по меньшей мере нападение на Страсбург или появление армии Рейха на северных границах Лотарингии.

— В этом случае Жозефу придется защищать уже собственные земли, — кивнул Оболенский. — Или парижская знать сожрет его с потрохами.

— Именно. Но Каприви по каким-то причинам не спешит отправлять сюда войска. — Я развернулся и неторопливо зашагал к краю площадки. — Что уже странно само по себе. Вряд ли у герра канцлера не осталось боеспособных армейских частей в Штутгарте, Франкфурте, Кёльне или еще где-нибудь поблизости.

— Патовый расклад, — проворчал Оболенский. — Боюсь, любые уговоры тут бессильны — и если Каприви не начнет действовать, это может длиться сколько угодно.

— Что ж… Но и и мы можем извлечь из этого свою выгоду.

Я облокотился на каменное ограждение и посмотрел вниз. Город уже понемногу просыпался: на площади мелькали крохотные человеческие фигурки, неторопливо катился куда-то военный грузовик — то ли очередная подачка от Жозефа, то ли просто развозка: у дворца Рогана в это время как раз сменялся караул. Страсбург жил своей жизнью, понемногу привыкая к новым хозяевам. А моя работа здесь, похоже, закончилась…

Хоть и была сделана едва ли наполовину.

— Нам нужны новые союзники, — продолжил я. — Или хоть какие-то гарантии, что нас не ударят с юга. Полагаю, кому-то следует посетить западные кантоны Швейцарии. И, разумеется, нанести визит Папе Римскому. У Италии сейчас достаточно собственных проблем, но слово понтифика все еще много значит для всей Европы. И заручиться его поддержкой от имени герцогини определенно не будет лишним.

— Вот как? — отозвался Оболенский. — Собираетесь наведаться в Ватикан, князь?

— Нет. — Я покачал головой. — Признаться, я хотел попросить об этом вас, друг мой. Для таких дел нужен человек с богатым опытом… и постарше. Вряд ли Папа будет в восторге, если к нему заявится семнадцатилетний юнец.

— Этот юнец уже изменил политическую карту Европы. — Оболенский встал со мной рядом и тоже пристроил локти на ограждение. — И, подозреваю, еще не раз изменит. Вы куда более достойный кандидат, чем любой другой. Но, разумеется, я готов хоть завтра отправиться в путь — если пожелаете.