Комментарий к роману А С Пушкина 'Евгений Онегин'
Шрифт:
8 — Что ум, любя простор, теснит… — В. В. Виноградов, поясняя этот стих, писал: "Этот стих — ходячая, хотя и несколько видоизмененная цитата. Ее исторические корни раскрываются у И. С. Аксакова: "Говорить снова о перевороте Петра, нарушившем правильность нашего органического развития, было бы излишним повторением. Мы могли бы кстати, говоря об уме, припомнить слово, приписываемое Кикину и хорошо характеризующее наше умственное развитие. Предание рассказывает, что Кикин на вопрос Петра, отчего Кикин его не любит, отвечал: "Русский ум любит простор, а от тебя ему тесно" (Виноградов В. В. Историко-этимологические заметки. — ТОДРЛ, XXIV. Л., 1969, с. 326). Указание В. В. Виноградова нуждается в дальнейшем комментарии. Мы располагаем несколькими близкими версиями этого устного предания. Согласно одной, Петр I, якобы, спросил А. Кикина в застенке: "Как ты, умный человек, мог пойти против меня?" — и получил ответ: "Какой я умный! Ум любит простор, а у тебя ему тесно". Современный исследователь, комментируя этот эпизод, отметил, что в нем "государственному абсолютизму, воплотившемуся в лице Петра, был противопоставлен
X — Структура авторского монолога в этой строфе отличается большой сложностью. Отказываясь от романтического культа исключительности, П неоднократно высказывался в 1830-е гг. в пользу прозаического взгляда на жизнь и права человека на обыденное, простое счастье. Слова Шатобриана: "Нет счастья вне проторенных дорог" П вложил в "Рославлеве" в уста Полины ("Правду сказал мой любимый писатель: Il n'est de bonheur que dans les voies communes, VIII, 1, 154) и 10 февраля 1831 г. от своего имени повторил в письме к Н. И. Кривцову: "Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Il n'est de bonheur que dans les voies communes. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я поступаю, как люди, и вероятно не буду в том раскаиваться" (XIV, 150–151). Цитата эта интересна противопоставлением оставленного пути романтической молодости ("жил иначе как обыкновенно живут") новой жизненной дороге ("поступаю как люди"). При всей откровенной и подчеркнутой однозначности этой декларации, находящей опору в целом ряде высказываний П тех лет, она содержит лишь одну сторону истины и поэтому, взятая изолированно, приводит к искажению пушкинской позиции. Прежде всего, письмо к Кривцову, другу юности, — явная стилизация, которая может быть понята до конца лишь в контексте переписки П этих месяцев в целом (24 февраля 1831 г. он писал Плетневу: "Я женат — и счастлив; одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось — лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется я переродился" — XIV, 154–155). Тем более очевидно, что смысл X строфы раскрывается из соотношения ее с контекстом IX–XII строф, ее окружающих. Строфа IX утверждает превосходство "пылких душ" над "самолюбивой ничтожностью", строфа X — спасительность общих путей в жизни, XI — невозможность идти этими "общими путями" "вслед за чинною толпою", а XII — право на разрыв с обществом. Облик "общих путей" как бы двоится, колеблясь между здоровой прозой жизни и пошлой рутиной, а бунт против них соответственно то приобретает черты романтического эгоизма, то выступает как естественная потребность человека в свободе.
XII, 4 — Прослыть притворным чудаком… — Ср. "Уж не пародия ли он?" (VII, XXIV, 14). Мысль, которую Татьяна считала «разгадкой» Онегина, в восьмой главе приписана «благоразумным» людям.
XIII, 14 — Как Чацкий, с корабля на бал. — Сопоставление Онегина с Чацким характерно для тенденции осьмой главы к «реабилитации» героя.
XIV, 3 — D u c o m m e i l f a u t (Шишков, прости…) — В печатном тексте вместо фамилии Шишкова начились три звездочки (VI, 652), в рукописи — Ш*… VI, 623). Кюхельбекер склонен был видеть в звездочках намек на себя и читал "Вильгельм, прости…" ("Очень узнаю себя самого под этим гиероглифом" юхельбекер, с. 101). Ю. Н. Тынянов считал, что расшифровка "Шишков", принятая до сих пор, довольно сомнительна" ("Лит. наследство", 1934, 16–18, с. 372). Мнение Тынянова, однако, опровергается наличием буквы «Ш» в рукописях и не встретило поддержки у текстологов. Оборот, примененный в этом стихе, заимствован из эпистолярной практики карамзинистов. Ср.: "Знаю твою нежность (сказал бы деликатность, да боюсь Шишкова)" (Письма Карамзина… с. 183). Выражение "comme il faut" (порядочный, приличный, буквально "как должно" — франц.) употреблено зд. не в ироническом, а в положительном контексте. Ср.: "…Ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышнею, все, что не comme il faut, все, что vulgar… Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился; разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя" (XV, 89).
Шишков Александр Семенович (1754–1841) — литературный деятель, адмирал, президент Российской академии и идейный руководитель "Беседы любителей русского слова", автор "Рассуждения о старом и новом слоге" и ряда резких выпадов против Карамзина. Несмотря на обилие в творчестве П полемических ударов против Шишкова, определенные стороны его языковой позиции учитывались поэтом. См.: Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка XVII–XIX вв. М., 1938, с. 227–268.
XV, 14 — Зовется v u l g a r. (He могу… — Выражение vulgar, как и указание на "высокий лондонский круг", вероятно, восходит к "Пелэму…" Бульвер-Литтона.
XVI, 9 — С блестящей Ниной Воронскою… — Вопрос о прототипе Нины Воронской вызвал разногласия у комментаторов. В. Вересаев высказал предположение, что П имел в виду Аграфену Федоровну Закревскую (1800–1879) — жену Финляндского генерал-губернатора, с 1828 г. — министра внутренних дел, а после 1848 г. — московского военного генерал-губернатора А. А. Закревского (1786–1865). Экстравагантная красавица, известная скандальными связями, А. Ф. Закревская неоднократно привлекала внимание поэтов. П писал о ней:
С своей пылающей душой,С своими бурными страстями,О жены Севера, меж вамиОна является поройИ мимо всех условий светаСтремится до утраты сил,Как беззаконная кометаВ кругу расчисленном светил("Портрет", 1828 — III, 1, 112).Ей же посвящено стихотворение П "Наперсник" (III, 1, 113). Вяземский называл ее "медной Венерой". Баратынский писал о ней:
Как много ты в немного днейПрожить, прочувствовать успела!В мятежном пламени страстейКак страшно ты перегорела!Раба томительной мечты!В тоске душевной пустоты,Чего еще душою хочешь?Как Магдалина плачешь ты,И как русалка ты хохочешь!("К…" — I, 49).Закревская же была прототипом княгини Нины в поэме Баратынского "Бал". Именно это последнее было решающим для В. Вересаева (см. очерк "Княгиня Нина" в кн.: Вересаев В. В двух планах. Статьи о Пушкине. М., 1929, с. 97–102). Предположение это, принятое рядом комментаторов, было оспорено в 1934 г. П. Е. Щеголевым, указавшим на следующее место в письме П. А. Вяземского к жене, В. Ф. Вяземской: Вяземский просит прислать образцы материй для Нины Воронской и добавляет: "так названа Завадовская в Онегине" ("Лит. наследство", т. 16–18, 1934, с. 558). Завадовская Елена Михайловна (1807–1874), урожденная Влодек, известна была исключительной красотой. Ей, видимо, посвящено стихотворение П "Красавица" (III, 1, 287), упоминание в стихе 12 "мраморной красы" более подходит к Завадовской (ср. у Вяземского: "И свежесть их лица, и плеч их белоснежность, И пламень голубой их девственных очей") и по внешности, и по темпераменту, чем к смуглой, с южной внешностью и безудержным темпераментом Закревской. Однако соображения Щеголева не были приняты единодушно. По мнению современного исследователя, "прототипом является, скорее всего, А. Ф. Закревская" (Сидяков Л. С. Художественная проза А. С. Пушкина. Рига, 1973, с. 52). Основанием для такого мнения являются пропущенная строфа и то, что автор называет Нину Воронскую «Клеопатрой» (см. след. примечание).
10 — Сей Клеопатрою Невы… — Клеопатра (69–30 г. до н. э.) — царица древнего Египта, прославленная своей красотой и развращенностью. Образ Клеопатры заинтересовал П в 1824 г. Источником интереса явились строки латинского историка Аврелия Виктора, писавшего (вольный перевод П), что "Клеопатра торговала своею красотою <…> многие купили ее ночи ценою своей жизни" (VIII, 1, 421). Работа над замыслом произведения о Клеопатре продолжалась до 1828 г. В дальнейшем, в 1835 г., в повестях "Мы проводили вечер на даче" (неоконч.) и "Египетские ночи" П вновь вернулся к этому образу. Клеопатра в художественном сознании П олицетворяла романтический идеал женщины — "беззаконной кометы", поставившей себя и вне условностей поведения, и вне морали. Такое истолкование поддерживается наброском строфы XXVI а:
[Смотрите] в залу Нина входитОстановилась у дверейИ взгляд рассеянный обводитКругом внимательных гостейВ волненьи перси — плечи блещут,Горит в алмазах головаВкруг стана [вьются] и трепещатПрозрачной сетью кружеваИ шолк узорной паутинойСквозит на розовых ногах…(VI, 515).Обилие динамических глаголов, экстравагантный костюм создают контрастный Татьяне образ. Горит в алмазах голова — мода на бриллианты, распространившаяся с особенной силой с конца 1810-х гг., поражала иностранцев в Петербурге. "Самые роскошные и ценные брильянты той эпохи были императрицы Елизаветы Алексеевны. Они имели форму древесной ветви и располагались вокруг головы короною" (Северцев Г. Т. Петербург в XIX веке. — "Историч. вестник", 1903, май, с. 628). Закревская носила голубой тюрбан, заколотый крупными бриллиантами.
С точки зрения Татьяны, бриллиантовые украшения на голове, конечно, vulgar.
Образ Клеопатры имел мужскую параллель в фигуре Фауста, также интересовавшего в это время П и определенным образом соотнесенного с онегинским типом. Поэтому введение такой героини в мир Татьяны и Онегина могло породить определенные сюжетные коллизии. Очевидно, что уравновешенная, холодная, «неземная» красавица Завадовская мало подходила в прототипы для "новой Клеопатры". Но Закревская не могла быть охарактеризована как мраморная красавица. Очевидно, поэтика второстепенных персонажей к восьмой главе существенно изменилась: они уже не являются выведенными на сцену реальными людьми, портреты которых читатель должен узнавать, а строятся по тем же законам художественного синтеза, что и центральные герои.