Комментарий к роману А С Пушкина 'Евгений Онегин'

Лотман Юрий Михайлович

Amorem canat aetas prima — пусть юность воспевает любовь (лат).

Цитата многозначительна. Она представляет собой несколько искаженный стих из "Элегии" римск. поэта Секста Проперция (ок. 50 г. до н. э. — ок. 15 г. до н. э.) — кн. II, элег. X, стих 7: Aetas prima canat veneris, extrema tumultus —

Пусть молодежь воспевает любовь, пожилые — сраженьяПрежде я милую пел, войны теперь воспеваю(Перевод Л. Остроумова).

В издании "Стихотворения Александра Пушкина" (СПб., 1826) поэт поставит этот стих (в его втором, неискаженном варианте) эпиграфом. Издание 1826 г. (фактический выход — 30 декабря 1825 г.) было задумано как итог всего сделанного П в поэзии — издатели в предисловии предлагали читателям исторически

взглянуть на творчество поэта: "Любопытно, даже поучительно будет для занимающихся словесностью, сравнить четырнадцатилетнего Пушкина с автором Руслана и Людмилы и других поэм. Мы желаем, чтобы на собрание наше смотрели, как на историю поэтических его досугов в первое десятилетие авторской жизни" (Стихотворения Александра Пушкина, 1826, с. XI). Таким образом, включение этого стиха в обзор поэтического пути в начале восьмой главы возвращало к моменту творческого рубежа, отмеченного первым сборником.

Однако цитата имела для П и другой смысл: выход издания 1826 г. совпал с первыми неделями после 14 декабря — декларация поэта о переходе от воспевания любви к поэзии битв неожиданно получила новый смысл. Карамзин, прочитав эпиграф, пришел в ужас и воскликнул: "Что вы это сделали? Зачем губит себя молодой человек!" (свидетельство Бартенева со слов Плетнева, бывшего свидетелем разговора — "Русский архив", 1870, № 7, стб. 1366). У Карамзина не вызвало никаких сомнений, что «tumultus» относится к событиям 14 декабря. Очевидно, так восприняли и читатели. Это было существенно для П, который в комментируемом отрывке настойчиво намекал на связь своей Музы с атмосферой политической конспирации 1820-х гг. Не случайно Вяземский, читая восьмую главу (стих: "Грозы полуночных дозоров"), высказал предположение: "Вероятно, у Пушкина было: полночных заговоров" ("Русский архив", 1887, № 12, с. 577). Предположение Вяземского не подтверждается наличными рукописями, но вполне соответствует духу третьей строфы.

Итак, этапы эволюции рисуются в следующем виде: Лицей — поэзия любви; Петербург — поэзия "буйных споров" и "безумных пиров". Естественным был переход в следующей строфе к ссылке.

IV, 1 — Но я отстал от их союза:.. — Слово «союз» могло читаться двузначно: и как дружеское сообщество ("Друзья мои, прекрасен наш союз!" "19 Октября", II, 1, 425), и как политическое общество (Союз Благоденствия). В беловой рукописи намек на ссылку был более очевиден:

Но Рок мне бросил взоры гневаИ вдаль занес…(VI, 622).

Однако формула "И вдаль бежал…" была понятна читателю, знакомому с поэтической символикой предшествующего творчества П: в южный период, пропуская реальную биографию сквозь призму романтических представлений, П неизменно шифровал слово «ссылка» словом и образом побега. Это имело, конечно, смысл более глубокий, чем приспособление к цензурным условиям: побег, скитания входили в штамп романтической биографии. Но читатель прекрасно умел реконструировать на основании поэтических образов реальные обстоятельства. Ср. образы бегства в поэзии южного периода:

Я вас бежал, отечески края;Я вас бежал, питомцы наслаждений(II, 1, 147);Отступник света, друг природы,Покинул он родной предел(IV, 95);Скажи, мой друг: ты не жалеешьО том, что бросил на всегда?(IV, 185).

В данной поэтике добровольное бегство и политическое изгнание не противоречат друг другу, а являются синонимами: Алеко сам "бросил" мир "городов" (IV, 185), но одновременно он и изгнанник: "Его преследует закон" (IV, 180). То же вычитывается и в судьбе Пленника, который "с верой, пламенной мольбою" (IV, 95) "обнимал" "гордый идол" свободы и "с волнением" "внимал одушевленные" ею песни. В поэтике зрелого П "в даль бежал" — уже цензурный заменитель указания на ссылку. Но замена произведена в ключе романтического стиля и расшифровывается с его помощью.

6 — Как часто, по скалам Кавказа… — Скалы

Кавказа — Поэтическая символика Кавказа прочно связалась для читателей с именем автора "Кавказского пленника". В. Ф. Раевский называл П "певцом Кавказа".

7 — Она Ленорой, при луне… — Намек на балладу Бюргера "Ленора". С полемики вокруг русских переводов ее ("Людмила" Жуковского, 1808; "Ольга" Катенина, 1816) начались споры о романтизме и народности.

Назвав непосредственно немецкий оригинал ("Ленора"), а не какую-либо одну из русских версий ("Людмила", "Ольга"), П дал обобщенную романтическую формулу и уклонился от того, чтобы присоединиться к конкретным интерпретациям ее в русской поэзии.

9 — Как часто по брегам Тавриды… — Образ Тавриды ассоциировался у читателей тех лет с "Бахчисарайским фонтаном" и циклом элегий так же, как стих "В глуши Молдавии печальной" (VIII, V, 3) вызывал представление о "Цыганах", послании "К Овидию" и др. Таким образом, каждый из этих символов одновременно обозначал некоторый период творчества П, памятный по литературным спорам, вызываемым появлением тех или иных произведений П, определенный хронологический период реальной биографии поэта и некоторый момент в романтическом мифе, создаваемом при участии самого П вокруг его имени и соединяющем и окрашивающем первые два момента.

12 — Немолчный шопот Нереиды… — Нереида (древнегреч.) — нимфа, дочь бога моря Нерея, зд.: море. Образ из крымских элегий П (см. II, 1, 156).

V, 10 — Вдруг изменилось все кругом… — В беловой рукописи:

Но дунул ветер, грянул гром(VI, 167)

намек на ссылку в Михайловское.

H. Л. Бродский комментирует это место так: "В е т е р, г p о м — это слова из того семантического ряда, которым Пушкин нередко сигнализировал о вольнолюбивом порыве, о восстании, мятеже, революционном движении, вообще о катастрофе, выходящей за пределы личного интимного крушения <…>. "Грянул гром" — разразилось 14 декабря" (Бродский, 290). Толкование это следует считать ошибочным. В тексте П:

В глуши Молдавии печальнойОна смиренные шатрыПлемен бродящих посещала,И между ими одичала,И позабыла речь боговДля скудных, странных языков,Для песен степи ей любезной…Но дунул ветер, грянул гром [37] :И вот она в саду моемЯвилась барышней уездной,С печальной думою в очах,С французской книжкою в руках(VIII, V, 3-14).

Если принять толкование Бродского, то получим такую последовательность событий: пушкинская Муза скитается в степях южной ссылки — происходят события 14 декабря — пушкинская Муза появляется в Михайловском "с французской книжкою в руках". Это противоречит и содержанию V строфы, и пушкинской биографии, и здравому смыслу. Что же касается утверждений, что "ветер, гром" в творчестве П «нередко» означали восстание, мятеж, революционные движения и противостояли семантике "личного интимного крушения", то они или «сигнализируют» о неосведомленности автора, или свидетельствуют о его расчете на неосведомленность читателя. В поэзии П нет ни одного случая употребления слова "ветер" ("ветр") в таком значении (см.: Словарь языка Пушкина, т. I, с. 255). Слово же "гром" употребляется и в прямом значении, и в переносном, обозначая во втором случае как общественные движения (войны, социальные катаклизмы), так и личные катастрофы. Ср. стихотворение "Туча" (III, 1, 381) или строки из "Цыган" об Алеко:

37

 Приводим этот стих по варианту беловой рукописи.