Коммуна, или Студенческий роман
Шрифт:
– Полина! Ты что? Уснула, как полковая лошадь?
– Ох, Примус! Как ты меня напугал!.. Действительно, задремала. Полковые лошади, кстати, спят стоя, а не сидя. Да и это – просто распространённое заблуждение. И даже, скорее, фигура речи. Потому что лошади спят лёжа.
– Откуда ты знаешь, ты же лошадей в глаза не видела, разве что на ипподроме.
– Не знаю откуда. Знаю, что знаю!
– Кстати, лошади действительно спят лёжа, поверь деревенскому пареньку. Идём, детка, в кафешку с дядюшкой Примусом – он богат, как Крез, ибо только что вдул своих верных товарищей на десятку баксов в «Московскую пирамиду» [43] ! Обсудим лошадей,
43
Разновидность русского бильярда.
Дела житейские
Спать на матрасе – ведь это не совсем прилично, да?
А между тем вот уже три года в этой комнате всё тот же самый тётки-Валькин матрас. Ну, может, не три, а два с копейками. Но всё равно – комната-то своя? Своя! Три года как своя, а ты всё как бомж – на матрасе! Спала на матрасе с Примусом. Занималась этим самым с Глебом. И даже с Кротким в тот единственный раз. Примус так и вовсе целый год на нём жил. А уж сколько преферансистских жоп на нём пересидело! Даже Козецкий пару раз с него на луну выл. И Тонькина Сима обсыкалась-обсиралась. И Татуня топталась – слон бенгальский! Всё! Решено! Человечество расстаётся с прошлым, выкидывая старое! А отдельные человеки – выкидывая матрасы! Да на нём, может, ещё Валя Чекалина и Витя Аверченко… Нет-нет, они не могли просто на матрасе. Тем более в тёткином альбоме есть фотография, где она сидит на красивой кровати с решётками в бляшечку и с дурацкой горкой подушек. Наверное, на этой самой кровати они с Витей и… И как же, наверное, это неудобно было! Эти же кровати панцирные, с сеткой. Такими ещё во многих больницах отделения полным-полны! Страсть как неудобно, особенно для травматологии или, там, для послеоперационных больных. А вдвоём на таких койках как разместиться? Это же друг к другу скатываешься. Если ты сверху – так мужчина в пояснице поломается, стараясь оставаться прямым чуть ниже спины – ухнет в «гамак» попа, ухнет и то, что спереди. Если мужчина сверху, то твоя задница до пола провиснет. А на коленки и вовсе не встанешь. На панцирных койках только дурачиться можно – прыгать, как в детском саду во время тихого часа. Да уж. Похоже, пришла пора обзавестись приличным ложем!
– Примус, мне нужна кровать! – как-то прекрасным тёплым октябрьским вечером заявила Полина. Они прогуливались вдоль берега моря. Не по кромке прибоя. И не по песку, а там – выше, где опадала пламенеющая листва. Примус никогда не смеялся над Полиной страстью складывать из сухих листьев небольшие кучки, поджигать и сидеть у недолгого костерка, вдыхая распалённый огнём пряный аромат.
– Деточка, ты решила отдать должное матриархальной традиции на старости лет?!
– Да. Я решила тебе отдаться.
Примус поперхнулся, но не растерялся:
– Осознанная необходимость?
– Что?
– На экзамене по научному коммунизму вкупе с марксистско-ленинской философией ты вроде бы получила «отлично»?
– И что?
– А то, что свобода – это осознанная необходимость. Ты свободна в своём решении?
– Купить кровать?
– Да. Если для тебя первое – необходимое и достаточное условие для второго.
– Ну да. А что такого? О какой несвободе может идти речь, если я сама себе хозяйка?
– Возможно, ты решила отдаться мне в благодарность за то, что я столько лет меняю тебе перегоревшие лампочки? Тогда не стоит, моя дорогая. За это ты уже рассчиталась. Я столько раз купался в завистливых взглядах самцов – люди столько раз зубы за всю жизнь не чистят! Представь: они смотрят, а мы идём. Я и такая потрясающая женщина…
– Прямо-таки потрясающая? – Поля прищурилась.
– Да, моя дорогая. Ты хорошеешь невероятными темпами. Возможно, в зеркале этого и не видно, потому что зеркало всегда и только отражает, но ты не просто
– Нимб слишком яркий, что ли?
– Тьфу ты, богохульница! – нарочито окая, произнёс Примус и шутовски перекрестился. – Боюсь, деточка, что свет, каковой ты излучаешь, совсем иного рода. Так сказать – другой длины волны. Это такой свет, на который слетаются мотыльки с яйцами…
– Лёшка!
– Что «Лёшка!»? Так оно и есть, я всё-таки мужчина – мне видней.
– Слушай, а все эти годы ты так ни с кем и не…
– Не перебивай старших, девчонка! Я ещё не всю диспозицию озвучил. Та-ак… Значит, мы прогуливаемся, я купаюсь в зависти мотыльков с этими самыми… И плюс я имею весьма неглупую собеседницу, могущую оценить степень моего интеллекта, – находка для ритора и софиста! Ещё у меня всегда есть койко-место на полу в центре города; жизнерадостная Тонька; саркастичный добряк мегадворник; кот; собака и… Короче, это далеко не полный перечень тех благ, кои я получаю, не обременяя тебя своей любовью.
– В общем, ушёл от ответа.
– От какого, детка? – Примус удивлённо вскинул бровь, подкинул в тлеющий костерок листьев и поворошил их прутиком.
– Не прикидывайся дурачком. У тебя это не очень хорошо получается, в отличие от Кроткого.
– Кроткому не надо прикидываться. Мой чудесный друг даже в глупости остаётся честным. И когда он туповат, но решителен – он просто туповат. Но решителен!
– Евграфов!
– Ах так! Значит, всё серьёзно? Или ты просто щупаешь на вкус мою фамилию, примеряя, подойдёт ли она тебе и нашим будущим детям?
– Я тебя сейчас убью!
– Ты не сможешь. Я тебе нужен.
– Лёш, или ты мне сейчас ответишь честно, или я встаю и ухожу. И обижусь!
– Да на какой же вопрос я должен честно ответить, моя прелесть?
– За все эти годы ты так ни с кем и не встречался? Так ни с кем и не переспал? Да не верю я!
Примус достал сигареты, подкурил одну, протянул Полине. Затем сам затянулся следующей и вздохнул:
– На самом деле ни одной женщине не нужны честные ответы. Особенно такой, как ты.
– Это означает «да»? Встречался и спал?
– Всё не так однозначно…
– Что тут может быть неоднозначным?! Встречался – значит встречался. Спал – значит спал! – Поля начинала сердиться.
Будь Примус чуть хуже, чем он был… Будь Примус из тех, кто за «равноправные отношения зрелых партнёров», возможно, он напомнил бы Полине, что она к пятому курсу уже успела побывать замужем, встречаться-спать с парой-тройкой мужчин, и так далее, и тому подобное. Но Примус не был таким отвратительным простейшим, что во множестве окружают любую из современных женщин. Да и к тому же он её любил. Это была такая любовь, что уже было непонятно, где заканчивается влечение мужчины к женщине, а где начинается… Он не знал, что начинается. Ни отцом, ни старшим братом он ей не был – и слава богу. Он даже не знал, почему был так сильно к ней привязан. Почему чувствовал колоссальную ответственность за эту девочку, всего несколькими годами младше его самого.
Поэтому он продолжил осторожно:
– Деточка, безусловно, самое основное моё любовное приключение – это ты. Если бы ты знала, сколько часов я провёл, занимаясь онанизмом при свете луны, падающем на твоё фото…
– Примус! – взвизгнула Полина и захихикала…
«Фуф! – он немного расслабился. – Пронесло! Женщина, которая смеётся, уже не сильно поранится. Разве что немного поцарапается». Вот уж точно, что сегодня нельзя было – так это врать. Но самый обыкновенный бисквит «Правда» необходимо весь разукрасить цукатами. Чтобы представить в выгодном свете этой дурашливой, жадной, эгоистичной, по-детски падкой на дифирамбы, от ерунды ранимой, самой прекрасной на свете девочке.