Коммуналка: Добрые соседи
Шрифт:
— Пробовал. Я сдачи дала.
— Когда? — со вздохом спросила Астра.
— Давно. Тебя уже по этому вопросу вызывали, — кусочки Розочка засовывала в рот и проглатывала, не жуя. — А у Машки почесуха. Так нянечка сказала. Только она дура и ничего не понимает.
— Машка?
— Нянечка. Это не почесуха. Просто Машка боится.
— Кого?
— Ее. И всех вообще. От страха и скребется. Нет у нее никакой почесухи. И вшей нет. Нервы одни…
И мнение свое, надо полагать, Розочка в себе не удержала. Потому волосы и остригли, прикрывшись
Прятаться.
И стараться быть как можно более незаметной.
Но Розочка другая. Совершенно. Это хорошо или все-таки не очень?
— Я Машку за руку держу, тогда ей не страшно. А если я не приду, что тогда?
— Действительно, — Астра глотнула сладкого чая. — В магазин пойдем? За ботинками?
Розочка перестала болтать ногами, но слизнула крошку с пальца. Поглядела с недоверием:
— Пойдем, — сказала она осторожно. — Но если не хочешь, то ты тете Лере денег дай, и она сходит. И вообще ты денег дай, она будет покупать продукты. Тогда тебе не нужно будет…
Наверное, так и следовало поступить.
Калерия Ивановна давно ведь предлагала. У нее ведь муж и талоны на спецпаек, и взять она может не только на себя. И… и в этом нет ничего стыдного.
Наверное.
Астра покачала головой и со вздохом сказала:
— Нет.
Сделать так означало признать и собственную трусость, и неспособность жить, как другие, и… и, в конце концов, она не настолько беспомощна, чтобы позволить кому-то решать даже не проблемы, отнюдь, обыкновенные… неудобства.
— Доброго дня, — раздалось за спиной.
И Астра замерла.
Она ненавидела себя и за этот совершенно бессмысленный страх. И за неспособность справиться с ним. За сердце, которое вдруг застучало быстро-быстро. За пересохший рот и острое желание сбежать. Куда? Не важно, главное, подальше.
— Это моя мама, — сказала Розочка. — А это Святослав. Он тут жить будет.
И голос дочери вернул саму способность дышать.
— Добрый день, — Астра заставила себя разомкнуть склеившиеся вдруг губы и повернуться, и улыбнуться, как должно. Мама бы сказала, что важны не обстоятельства, но то, как ты ведешь себя в оных обстоятельствах. И поведение Астры ее бы не порадовало.
Совершенно.
А человек оказался… обыкновенным. Не совсем человеком, судя по тому, сколь плотное облако силы его окружало. Золотые нити уходили в тело, и кому-то иному зрелище показалось бы жутким, но Астра оценила и красоту узора, и многие оттенки его.
Золото темное.
И светлое, почти белое. С густой тяжелой краснотой, которая говорит о том, что маг может быть смертельно опасен, и с легкою прозеленью. И оттенков столько, что собрать их все не получается. Да и не нужно. В конце концов, это просто неприлично, так чужую силу разглядывать.
— Рад познакомиться, — маг улыбался.
Хотя… да, Астра давно научилась разбираться в человеческих
Почему?
Астра нахмурилась.
— И я рада. Несказанно, — мама учила ее быть вежливой, и умение это частенько выручало. И сейчас вот помогло. — Надеюсь, мы будем… хорошими соседями.
— Будем. Конечно, — заверила Розочка.
Только прозвучало это на редкость двусмысленно.
Глава 7
Глава 7
В жизни своей Святу случалось встречать дивов.
Узколицые.
Высокие.
Тонкие до того, что, казалось, их пальцами переломить можно. Но впечатление обманчиво. С дивом и матерый двуипостасный связываться не рискнет. Сами же они, глядя на мир и тех, кто в нем обретается, свысока, не боялись никого и ничего.
Даже там…
…вспомнился вдруг Север. Стылый воздух. Сырость. Дым, разъедающий глаза. Стук топоров и скрежет деревьев. Крики. Лай.
И топор в обманчиво тонкой руке, поскольку даже целителю положено норму исполнять. Взгляд свысока. Грязная рваная одежда, которую див носил так, будто бы на плечах его по меньшей мере соболя возлежали, а не сгнившая телогрейка.
Насмешка в зеленых глазах.
И ощущение собственной, Свята, беспомощности. Острое желание немедля согнуть спину, поклониться, извиниться за то, что он, бестолковый, оторвал дива от действительно важного занятия. И тут же — злость.
Нет, на него не воздействовали.
Могли бы, — Свят чуял, что даже блокирующие узоры не лишили дива сил, — но не воздействовали. Сочли слишком ничтожным. И это вот ощущение, собственной ничтожности, никчемности, сопровождало его на протяжении всей той встречи.
И разговора, от которого осталось острое чувство вины. Какой? Свят не знал. И не умея еще с этим чувством сладить — молод был и неопытен — спешно затолкал его в глубины разума. А теперь оно взяло и всплыло. И…
…эта дива была другой.
Совершенно.
И на диву-то она походило лишь ростом, чересчур уж высоким, пожалуй, вровень с Ингваром-то будет, да этою неестественною льдистой хрупкостью. Но и только.
Дивы не сутулятся, не выгибают спину горбом, стараясь казаться меньше. Дивы не растопыривают локти, не глядят исподлобья и уж точно во взгляде их не бывает страха. Дивы не рядятся в такие вот, клетчато-нелепые одежды, если у них есть хоть какой-то выбор.
В общем, дива была.
И дива была до крайности неправильной, что, несомненно, роднило ее с дочерью, которая вот не испытывала ни страха, ни сомнения, но одно лишь детское всеобъемлющее любопытство. Его она и не скрывала.
А так… та же тощая длинная шея.
Худые руки с обветренной сухою кожей, что тоже само по себе невероятно.
Светлые брови, что терялись на светлой коже. Полупрозрачные глаза с прозеленью. И волосы тоже с прозеленью, но неявной, этаким налетом на благородной платине.