Коммуналка: Добрые соседи
Шрифт:
— Не знаю. Сюда она его не приводила. Да и… мы не подруги, чтобы обсуждать или вообще… разговаривать. После Таси поселился Толичка. Он бестолковый. И врет много.
— О чем?
— Обо всем. О том, что звезда. И что в Москву его зовут. О том, что служил… хотя это он до того, как Ингвар появился, всем говорил, а потом замолчал, будто забыл вдруг. Поэтому я думаю, что не служил. И раньше никто-то уличить не мог… Толичка… он опасный.
Интересное мнение.
А взгляд не теплеет,
У него почти получилось.
У него…
— …он боится сильных, но стоит проявить слабость… — голос дивы донесся издалека, избавив от необходимости вспоминать еще и это. Свят знал, что так легко отделаться не выйдет, но, пока длится разговор, у него еще есть время.
— …Ингвар вот просто сильный и никого не боится. Он сильный внутри. И подлости в нем нет. Если бы он не был женат, я бы его выбрала.
— Что?
Переход был столь неожиданным, что стекло памяти треснуло, оставив Святу легкое чувство незавершенности.
— Мне все равно придется выйти замуж, — спокойно и как-то обреченно сказала дива. — Но на этот раз я своих ошибок не повторю.
Свят не поверил.
У него вот не получилось.
Глава 12
Глава 12
Антонина поправила букет, который выглядел в достаточной мере солидным, чтобы его не стыдно было показать. Конечно, это не розы, которые приносит Эвелина, но бледно-розовые, с алой каймой по краю лепестков, гвоздики.
От цветов пахло.
И Антонина не могла отделаться от мысли, что не только от них. Поправив сумку, что съехала на бок, она решительно толкнула дверь. И ведь снова пружины не смазали, идут туго, скрипят, раздражая этим скрипом. У нее и без того смена вышла суматошная.
Сутки, почитай, на ногах.
А тут дверь.
– А, это ты, - в коридоре Антонину встретила Ниночка. – С цветочками? А чего гвоздики? Денег пожалел? И охота тебе с таким скупым связываться?
Ниночка была как-то слишком уж весела.
Или обыкновенно? Но за пару дней отсутствия Антонина просто успела отвыкнуть от этой неестественной ее веселости.
Отвечать она не стала.
Разулась.
Вытащила из шкафа тапочки, которые явно кто-то брал, хотя Антонина не раз и не два просила вещи ее без спроса не трогать. Со спросом тоже.
Раздражение ее было столь резким, что пришлось стиснуть зубы, чтобы не высказать Ниночке, которая не думала исчезать, - вот дел у нее других не было, кроме как за Антониной смотреть – но пялилась, пересчитывала несчастные гвоздики.
– А у нас жилец новый, - наконец, Ниночка соизволила поделиться новостью.
– Да? – сильнее раздражения была лишь усталость.
– Симпатичненький. Приглядись. Может, получше этого твоего…
…компания из семи командировочных мало того, что всю ночь пила, не обращая внимания на уговоры Антонины, потом нашла где-то гитару и принялась орать песни.
Еще и в коридоре наблевали.
Надо менять работу.
И сам город.
Это Антонина говорила себе всякий раз после неудачного рейса, но потом, отдохнув, успокоившись, здраво обдумав возможности и нынешнее ее положение убеждала себя погодить.
Еще немного.
…мыло заберут завтра, а за той посылкой из Кишенева придут уже вечером. Надо только позвонить. И она позвонит, только сначала хотя бы помоется и чаю попьет. А вот третий сверток придется отнести самой.
Но это тоже завтра.
– Андрей лучше всех, - с должной уверенностью ответила Антонина и надела тапочки. И дошла до комнаты. И уже там, разувшись, поспешно скинула и их, и чулки.
Вздохнула.
Сунула гвоздики в старую вазу, к предыдущим, которые уже начали увядать. Вечером Антонина вынесет старый букет, заодно напомнив всем, что цветы ей дарят часто.
Не только цветы.
Задвинув засов, она вытащила крохотную коробочку, из которой на ладонь выпали серьги. Красивые. И вроде бы простенькие с виду колечки, украшенные зелеными камушками, но… красивые.
Она не удержалась и примерила.
Повернулась одним боком. И другим. И поморщилась, потому что за прошедшие несколько дней не стала краше. Она никогда-то не отличалась красотой, а теперь и возраст давал о себе знать – как-никак двадцать семь лет – и усталость. От нее ранние морщины стали заметней.
И мешки под глазами появились.
И нижняя губа обвисла, отчего выражение лица стало на редкость недружелюбным.
Антонина заставила себя улыбнуться отражению. Вот так намного лучше.
Серьги она сняла и убрала в коробку. Переоделась. Сняла с полки полотенце, от которого сладко пахло хорошим стиральным порошком.
Теперь помыться и чай.
И потом отдых.
И все остальное.
Сумку свою Антонина убрала в шкаф, а шкаф заперла на замок. Так оно надежнее, ибо порой соседи проявляли совершенно недопустимое любопытство. Она вновь улыбнулась отражению, хотя простое это действие вдруг потребовало совершенно чудовищных усилий.
Надо бросать…
…у нее достаточно средств, чтобы не просто жить, но неплохо.