Коммунизм и фашизм: братья или враги

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

«Все группы, все партийные организации, все союзы и объединения, которые хотят служить Отечеству, должны сомкнуться в большую ударную армию, соединенную лишь одной великой общей целью: Австрия и ее право на жизнь, Австрия и ее обязанность жить ради выполнения своей миссии в Центральной Европе на благо всего немецкого народа.

Австрийцы! Австрийки!

Долг каждого честного австрийца вступить в Отечественный Фронт. Все, союзы или отдельные лица, мужчины или женщины, старые или молодые, все, кто любит Австрию, вступайте в Отечественный Фронт. Хайль Австрия! Хайль Дольфус, наш Фюрер!»²

Найденная по окончании Второй мировой войны переписка Дольфуса с Муссолини ясно показывает, что Муссолини, пользуясь одновременно Хеймвером как средством давления на еще колеблющегося Дольфуса, все в большей мере ставил своей целью преобразование внутриполитических отношений в Австрии на фашистской основе с подчеркнуто авторитарным характером²⁹. В своей речи 11 сентября 1933 г. Дольфус, отрекшись от демократических, либеральных и марксистских идеологий прошлого, постарался пойти навстречу пожеланиям Муссолини. Постепенно начало сказываться и создание Отечественного Фронта; конкурируя с ним, Хеймвер частично выполнял вместе с ним роль контрольного органа становящегося все более авторитарным режима. Здесь действовал и образец немецкой НСДАП, и итальянский пример, но радикальные намерения Хеймвера тормозились колебаниями Дольфуса, который создавал сословное государство скорее согласно папской энциклике «Quadragesimo Anno», чем фашистским образцам³⁰. Давление Хеймвера привело к страшным событиям 12 февраля 1934 г., как мы теперь знаем, под самым сильным нажимом со стороны Муссолини. Встроенный в Отечественный Фронт Хеймвер в течение короткого времени обладал в нем перевесом, и вождь венского хеймвера майор Эмиль Фей, оттеснивший на задний план Штаремберга, казалось, превращается в «идеального диктатора» Австрии, который однажды может стать опасным и для Дольфуса и его христианско-социального окружения.

11 июля 1934 года, незадолго до того, как он был убит, ловкий федеральный канцлер, сместив Фея, попытался использовать для своей выгоды его соперничество со Штарембергом. События 25 июля 1934 г. стали самым тяжелым потрясением для едва возникшего режима. Политическая и военная защита Муссолини спасла Австрию от гибели. Гитлеру после убийства Дольфуса пришлось временно отложить достижение своей политической цели.

Эпоха правления Шушнига характеризуется борьбой различных направлений внутри авторитарного режима. Отечественный Фронт и Шушниг сумели в 1935—36 гг. оттеснить на задний план Хеймвер и более мелкие военные союзы и изолировать Штаремберга, который слишком полагался на свое искусство импровизации. Все требования создания авторитарного государства и сильной власти взял на себя Отечественный Фронт, и политическая армия, какой был Хеймвер, не могла быть терпима рядом с новой государственной партией, чтобы в Австрии не случилось того же, что в Германии 30 июня 1934 г., когда партия одержала победу над политической армией СА во главе с Рёмом. Концом воинственного направления австрийского фашизма, воплощением которого был Хеймвер, курьезным образом стала последняя попытка Штаремберга, невзирая на обстоятельства, обеспечить себе поддержку Муссолини. По окончании войны в Эфиопии 13 февраля 1936 г. он направил Муссолини следующую телеграмму по случаю взятия Аддис-Абебы:

«Принимая в силу фашистской солидарности самое глубокое участие в судьбе Италии я от всего сердца поздравляю Ваше превосходительство от имени тех, кто сражается за фашистскую идею, и от своего собственного имени со славной, великолепной победой итальянского фашистского оружия над варварством, с победой фашистского духа над демократическим бесчестием и лицемерием и с победой фашистской готовности к жертвам и дисциплинированной решимости над демагогической ложью. Да здравствует целеустремленный вождь победоносной фашистской Италии, да здравствует победа фашистских идей во всем мире!»³Федеральный канцлер д-р Шушниг, который по внешнеполитическим причинам не мог допустить такого унижения Лиги наций, в финансовой зависимости от которой находилась Австрия, и быстро сделал оргвыводы. Он убрал Штаремберга из правительства и Отечественного Фронта и тем самым, в отличие от Дольфуса, стал единоличным обладателем политической власти. Хеймвер, некогда представлявший фашизм в Австрии, был без особого шума преобразован во «фронтовую милицию», подчиненную армии. Только непосредственно перед роковыми событиями 12 февраля 1938 г. — переговорами Шушнига с Гитлером в Берхтесгадене — бывшие «защитники Родины» проявили политическую активность, но они больше не могли оказать существенное влияние на трагический ход событий³².

Глава 7. Фашизм — справа и слева

Хью Сетон-Уотсон

Спустя двадцать лет после уничтожения Третьего Рейха суть фашизма все еще трудно определить. Сегодня есть минимум два действующих правительства — в Испании и Португалии — которые и вправду можно назвать фашистскими. Первое из них было в большой мере обязано своей победой поддержке Муссолини и Гитлера, и обе страны пережили период, когда их официальные представители гордо отождествляли себя с фашизмом. Если не считать этого, коммунисты широко используют термин «фашист» как позорящий ярлык: он предназначается не столько для обозначения чего-то явно фашистского, сколько лишь для дискредитации отдельных лиц или групп, которые по каким-то причинам мешают планам коммунистов. Кроме того, путаники «левых» взглядов тоже часто используют это слово как ругательство, хотя многие из них весьма молоды, лично от фашизма не страдали и последствия фашизма не представляют для них серьезной угрозы.

Полемическое и неточное употребление этого слова неизбежно вносит путаницу и в ряды ученых. Одни утверждают, что правильно использовать его только применительно к одной единственной партии и одному единственному режиму, который играл хотя и ограниченную, но важную роль в истории одной единственной страны: Италии. Однако остается сложный политический и социальный феномен первой половины XX века, изучение которого — задача историков. Кроме того, остаются «семейные» связи между рядом движений, игравших определенную роль в 30-х — 40-х годах. Может быть, удачней всего назвать их нейтральным словом «немарксистский тоталитаризм». Но мне все же кажется более целесообразным использовать слово «фашизм» несмотря на все связанные с этим субъективные и эмоциональные элементы. В настоящее время мы не можем достичь научной точности, и сомнительно, что ее когда-нибудь можно будет достичь. Но чтобы осветить события исторического периода, несомненными признаками которого были непоследовательность, иррациональность и разгул страстей, можно пойти более скромным путем: использовать сравнительный метод.

Поэтому мы начнем не с определения, а с попытки ограничить тему дискуссии. По моему мнению, все фашистские движения, хотя и в разной мере, сочетали в себе реакционную идеологию с современными методами организации масс. Пока их вожди находились в оппозиции, они восхваляли традиционные ценности, но обращались за поддержкой к массам и использовали каждую форму недовольства масс. Их первоначальные представления часто были весьма сходными с представлениями старомодных консерваторов, но их методы борьбы и все их представления о политической организации были взяты не из идеализированного прошлого, а из современной эпохи. Их взгляды могли быть элитарными, мечтательными, но как политическая сила они были скорее демократами, чем олигархами. Изучение фашизма требует понимания как европейского консерватизма XIX века, так и социальных конфликтов в передовых промышленных обществах, с одной стороны, и в развивающихся странах, с другой, которые сосуществовали в Европе в период между двумя мировыми войнами.

Есть обширная литература о европейском консерватизме, которая описывает его идеи, его представителей и политические действия. Но одним сравнительным исследованием все возможности еще не исчерпываются. Недавно вышедшая публикация по этому вопросу — большая заслуга симпозиума на тему «Европейские правые». Ее издатели — профессора Ганс Роггер и Юджин Вебер из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе¹.

Хотя приводимые ниже аргументы не резюмируют ее содержание и я согласен отнюдь не со всеми толкованиями участников этого симпозиума, я не могу не уделить внимания этой работе и рекомендую ее всем читателям данной книги.

Слово «реакционер», может быть, еще больше, чем слово «фашист», политическая пропаганда превратила в ругательство, но его четкого и узаконенного определения нет. «Реакционер» это человек, который хотел бы вернуть прошлое, и реакционные идеологии основываются на картинах этого прошлого, обычно более мифических, чем реальных, и стремятся развернуть политическую деятельность в настоящем. В отличие от них консерваторы хотят не возродить прошлое, а сохранить из традиций то, что, по их мнению, имеет ценность и в нынешних условиях. На практике различие между реакционерами и консерваторами стирается. Сами реакционеры обычно называют себя консерваторами. В большинстве европейских стран на правом фланге есть реакционное крыло, которое лишь в отдельных случаях образует собственную партию, а чаще действует внутри большой консервативной группы.

Те идеи европейских правых, которые имели значение для интеллектуальной ориентации вождей фашизма, имели, в основном, фантастический и реакционный характер. Мы рассмотрим их здесь в четырех главных аспектах: с точки зрения их отношения к религии, государству, структуре общества и нации.

Отождествление Церкви с реакционными идеями и тенденцию реакционных авторов, подчеркивать свое хорошее отношение к религии, а политических противников объявлять врагами Бога и даже видеть в большинстве современных идей и учреждений дело Дьявола, можно, до определенной степени, считать почти повсеместными, но наиболее отчетливо они проявлялись в католических и православных странах. В Англии государственная церковь была одновременно уважаемой и консервативной, но не реакционной. В Германии лютеранская церковь, как и монархия Гогенцоллернов, была гораздо более реакционной, но как политический фактор слишком шаткой, чтобы стать сильным бастионом реакции. Наоборот, в Испании, Франции, Австрии и Италии церковь была мощной реакционной силой, — разумеется, с вариациями.