Коммунизм и огонь Дзен, ветер Дзен
Шрифт:
Спонтанность... Это случалось тысячу раз. Так, мастер подойдет к подиуму, постоит там несколько минут, и ничего не произойдет. Он поклонится собранию и вернется в свою комнату.
Вот каким образом родился дзен ...
Будда никогда не приходил на свою утреннюю проповедь с чем-нибудь в руке. Однажды он пришел с цветком лотоса -- так странно! Люди, прожившие с ним много лет, никогда не видели его несущим что-либо. И было его молчание. Он продолжал смотреть на цветок лотоса. Минуты становились длиннее и длиннее; прошел целый час, и казалось, что прошла целая жизнь. Десять тысяч саньясинов ожидали, наблюдая, а Будда молчаливо рассматривал цветок лотоса.
Затем Махакашьяпа впервые... Он в течение двадцати лет был учеником Будды; и он не произнес ни одного
Будда взглянул на него и поманил его к себе рукой: «Подойди поближе ко мне». Впервые за двадцать лет Будда позвал его. Махакашьяпа подошел, и Будда сказал собранию саньясинов: «Что я мог бы сказать словами, я сказал вам. Что я не сумел сказать словами, я передаю Махакашьяпе». И он отдал Махакашьяпе цветок лотоса.
Таким образом родился дзен. Это было начало реки дзен -- без слов, просто что-то невидимое. Люди смотрели в благоговении - что происходит? И впервые Махакашиапа коснулся ног Будды, но не проронил ни одного слова.
В буддийских священных писаниях отсутствует иное упоминание о Махакашьяпе, кроме этой записи. Но Махакашиапа является первым мастером дзен. От одного мастера к другому мастеру Дзен переходил и дошел до меня. Если Махакашьяпа является началом, то я нахожусь, вероятно, на самом конце долгой, долгой традиции -- двадцать пять столетий, сотни мастеров, передающие в глубоком молчании и медитации то, что нельзя сказать словами.
Так что монах сказал Якусану... Якусан же великий мастер, вне всяких сомнений:
«Я позвонил в колокол ...»
Колокольный звон созывает всех саньясинов вместе на собрание в зале.
«Пожалуйста, Ошо, это время для регулярной проповеди».
Он использовал слово «регулярный» неверно. У мастера все дела всегда спонтанны -- нет ничего регулярного. Даже когда вы видите регулярность, это только в вашем понимании. Для мастера это спонтанно.
Ялусан сказал: «Хорошо. Ты идешь за мной, держа мою чашу, поскольку я не закончил мой завтрак».
Это была довольно странная ситуация: направляясь в зал заседаний, собирается ли он говорить проповедь или есть свой рис? И монах чувствовал себя слегка смущенным: «Я иду за ним с чашкой риса. Что люди подумают обо мне? «Вот идиот! Зачем он несет чашку с рисом, позади мастера?»
Монах не понял мысли сказанного мастером, и Унган, который тут присутствовал, спросил: «Мастер, когда вы лишились ваших рук и ног?»
Почему вы не несете вашу чашку сами? Когда вы потеряли ваши руки и ноги? Даже Унган, который в конце концов стал просветленным, не мог понять смысла
А смысл был в том, что проповедь есть не что иное, как питание. Это духовное питание. Как тело нуждается в пище, так и ваша духовность нуждается в питании. Неся чашу позади мастера, он давал монаху такое понятие: «Подумай обо всех своих медитациях и проповедях в терминах питания».
Мастер есть нечто иное как пища - пища для вашей души. Но Унган не понял этого. Он подумал: «В чем дело?» -- поскольку каждый монах носит свою собственную чашку, если он не болен, если он не потерял свои руки при несчастном случае. Что случилось? «Когда вы лишились ваших рук и ног?»
Якусан сказал: «Ты npocтo носишь одеяние монаха».
Ты не знаешь, и ты не можешь знать. Ты только несешь одеяние монаха, робу монаха, но ты ничего не понимаешь.
Унган ответил: «Я не отличаюсь от этого».
Это то, что я есть. Я стою совершенно обнаженный перед тобой. Если ты называешь меня «просто одеяние монаха»... Возможно. Это то, что я есть.
Это шло из глубокого источника, указывая таковость...
Всю философию Будды можно выразить одним словом «таковость» -- татхата.
«В этот момент это то, что я есть. Вы можете называть меня как хотите, это не имеет значения». Это был великолепный ответ.
Унган ответил: «Я не что иное, как это. А что вы скажете, Мастер?»
«У меня нет такой семьи», -- заметил Якусан.
Странный ответ мастера...
Что он имеет в виду, говоря, что он не имеет такой семьи? Я расскажу вам одну притчу, чтобы прочувствовать это.
Аль Хилладж Мансура убили мусульмане... подобно Христу, но более жестоким способом. Они разрезали его на куски. Но это случилось позднее, когда он стал просветленным и заявил: «Ан аль хак - я есть истина». А мусульмане не прощают никому, кто говорит это. Только Бог есть истина. Называя себя истиной, вы косвенно называете себя Богом.
Но он не называл себя Богом. Он просто говорил: «Я есть истина». И он не объявлял монополию на это. Он говорил: «Вы также истина, но вы этого просто не знаете. Я знаю это». Но это пришло позднее.
Когда он сначала отправился к своему мастеру, Джуннаиду... Это было очень печальное событие. Его семья, его жена, его дети, его старые родители, его друзья, его соседи -- все любили молодого человека. Он был таким красивым, таким веселым, одно лишь его присутствие было светом.
Он посещал разных мастеров. В заключение он решил покинуть семью и отправиться к Джуннаиду, который жил не в деревне, а в лесу. Джуннаид был очень известным мастером. За деревней собралась вся семья, пришли друзья, жена, дети, соседи, чтобы попрощаться и хорошо проводить его. И он отправился к лесу, но часто оглядывался назад. Провожающие все еще стояли на краю деревни.
Наконец, когда он вошел в лес, он оглянулся в последний раз. Они все еще стояли там, далеко; он уже не мог различить, кто есть кто. И затем он нашел хижину Джуннаида. Он постучал в дверь. Джуннаид ответил изнутри; он не видел еще человека и сказал: «Сперва оставь толпу снаружи и приходи один!»
Какая толпа? Он осмотрелся кругом, толпы не было. Он открыл дверь.
Джуннаид сказал: «Ты не исполнил мой приказ! Оставь толпу снаружи, а потом входи».
Однако он возразил: «Какая толпа? Я никого не вижу. Я посмотрел везде -- никого нет».
Мастер ответил: «Ты осматриваешь снаружи - взгляни внутрь. Огромная толпа присутствует. Твоя жена, твои дети, твоя семья, твои родители, твои соседи, твои друзья -- все присутствуют. Только закрой глаза: вот эту толпу ты должен оставить снаружи. Убирайся! Когда ты расстанешься с толпой, приходи».
В течение трех лет Аль Хилладж Мансур находился снаружи, пока он не расстался с семьей, с толпой, и он стал совершенно молчалив. Он забыл о намерении вой-,и в хижину. Три года -- долгий срок. Он забыл семью, и он также забыл мастера. Теперь в нем не было необходимости, он был полностью удовлетворен.
Именно в этот момент вышел Джуннаид и сказал: Теперь заходи».
Он ответил: «Но сейчас в этом нет необходимости».
Джуннаид сказал: «Только сейчас, когда отсутствует необходимость, могу я начать мою работу над тобой. Входи и закрой двери».
Это есть «семья», которую имел в виду Якусан. Он говорит: «Я абсолютно одинок. Я крайне молчалив. У меня нет массы мыслей, образов, сновидений в моем мозгу. И ты, стоя передо мною, хотя ты говоришь: Это го, что я есть, я вижу толпу внутри, семью. Ты не только это, ты еще и то».
Унган, должно быть, понял мастера, поскольку он не сказал ни слова. Мастер был абсолютно прав. Когда мастер всецело прав, ученик просто должен склониться в молчании. О споре не может быть и речи -- с мастером вы не можете спорить, а если спорите, то создаете дистанцию между собой и мастером.