Комната № 13
Шрифт:
Тогда все стали кричать: «Казаки с нами! Да здравствуют казаки!»
Но казаки не отвечали и ехали дальше…
25 февраля забастовал весь город: заводы не работали, трамваи не вышли из парков, в школах не было занятий, газеты не вышли.
«Хоть один револьвер»
Большевики написали воззвание к рабочим:
Жить стало невозможно. Нечего есть. Не во что одеться. Нечем топить.
На фронте — кровь, увечье, смерть. Набор за набором, поезд за поездом, точно гурты скота, отправляются
Страна разорена. Нет хлеба. Надвинулся голод. Впереди может быть только хуже…
Кто виноват?
Виновата царская власть и буржуазия. Они грабят народ в тылу и на Фронте. Тянут войну без конца. Гонят на бойню народ!
А мы страдаем. Мы гибнем. Голодаем. Надрываемся на работе. Умираем в траншеях.
Все на борьбу! На улицу!
Поднимайтесь все. Организуйтесь для борьбы. Устраивайте комитеты Российской Социал-Демократической Рабочей Партии по мастерским, по заводам, по районам, по городам и областям, по казармам, по всей России. Это будут комитеты борьбы, комитеты свободы.
Всех зовите к борьбе! Все под красные знамена революции! Долой царскую монархию! Долой войну! Да здравствует братство рабочих всего мира!
В комитет большевиков пришли рабочие и потребовали, чтобы нм достали оружие.
— Теперь, если бы у нас оружие было, мы бы живо полицию разогнали.
И каждый просил:
— Дайте хоть один револьвер, товарищ!
Члены комитета отвечали:
— Ни одного револьвера не дадим. С городовыми справитесь, а против вас целый полк выставят с пулеметами. Револьвером пулемет не перешибете. Нет, хотите достать оружие, доставайте из казарм. Заговаривайте с солдатами, перетяните их на свою сторону, оттирайте от офицеров. Ведь солдаты — это те же крестьяне, только в военной форме. Если солдаты пойдут с нами, тогда мы победим.
Тихая жизнь
Царь был в это время в Могилеве: там помещался штаб командования всеми войсками.
Царь жил в губернаторском доме. У подъезда стояли часовые в дубленых полушубках, в саду дежурила дворцовая полиция.
На крыше соседнего дома стояли пулеметы в чехлах, — на случай налета немецких аэропланов.
День в Могилеве проходил так.
Утром царь совещался с начальником штаба генералом Алексеевым о военных делах. В час — завтрак. После завтрака — прогулка на автомобиле. В пять — чай. Потом царь просматривал почту из Петрограда. В восьмом часу обед.
25-го перед обедом от царицы пришла телеграмма.
«Совсем нехорошо в городе!»
Вечером царь сыграл партию в домино и выиграл. Потом он послал телеграмму в Петроград Хабалову:
«Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки».
Ни царь ни придворные не беспокоились. Ведь в Петрограде полиция, казаки, войска. Неужели же им бояться голодных женщин!
Один из придворных вел дневник. Он записал в этот день:
«Тихая жизнь началась здесь. Все будет старому. От царя нечего ждать перемен. Сегодня царь по виду весел».
Телеграмма царя
В полночь открылось заседание Совета министров. Председатель совета министров обвел всех взглядом и сказал:
— Некоторым придется уйти в отставку.
Министрам стало не по себе. Но глаза председателя остановились на Протопопове.
Протопопов вскочил и сказал:
— Пока я у власти, революции не будет, — за это я ручаюсь!
— Да ведь он сумасшедший, — шепнул один министр на ухо другому, — как мы не заметили раньше.
— Все полномочия по подавлению беспорядка передаются генералу Хабалову. — сказал председатель. — Войскам отдан приказ стрелять боевыми патронами.
Стрельба
Весь день 26 февраля Волынский полк охранял Знаменскую площадь. Солдат разместили по подвалам, дворницким, грязным сараям.
Шел снег. Солдаты сидели у плиты и пили кипяток. Хлеба не принесли.
— Лучше уж весь день здесь проторчать, чем народ на улицах расстреливать, — говорили солдаты.
Старый солдат, взводный, подходил то к одному, то к другому и говорил:
— Больше думай, ребята. Главное, больше думай, в кого будешь стрелять: ведь, наши родные— тот же народ.
А в полдень по Гончарной улице, к Невскому, двинулась огромная толпа.
Во двор вбежал офицер в распахнутой шинели и закричал:
— Ружья на плечо! На улицу!
Рота построилась цепью на улице. Толпа тяжелой волной подкатывала все ближе. Раздалась команда, и волынцы выстрелили. Но почти все солдаты выстрелили вверх, в воздух.
Офицер обегал солдат и, блестя очками, кричал:
— Куда стреляешь? В людей целься, в людей! Стрелять по одиночке, чтобы я видел.
Вдруг сверху затарахтел пулемет. Это стреляли полицейские, засевшие на чердаке.
Толпа разбегалась: люди бежали согнувшись, зигзагами; другие прижались к стенам домов, били кулаками в запертые железные ворота.
Раненые падали в снег, приподнимались, старались встать, бежали и снова падали.
В час ночи солдат повели назад в казармы. Офицер, успокоившись, говорил солдатам:
— Вот так и на войне бывает; сегодня поупражнялись. Только вы плохо сегодня работали. Ну, да ладно, и на том спасибо, в другой раз постараетесь.
Солдаты молчали. В казарме офицер сказал:
— На завтра приказываю выступить в восемь часов утра. А теперь спать.
Воззвание
Товарищи рабочие!
Нас расстреливают!
На улицах Петрограда пролилась рабочая кровь. Слуги самодержавия расстреляли голодных рабочих, вышедших на улицу с протестом против царящего произвола и голода.
И в эти дни, дни беспощадной расправы с народом городовых и кучки верных царю солдат, мы были беспомощны. На удар мы не могли ответить ударом, за смерть заплатить смертью. Мы были безоружны. Нас били шашками, топтали лошадьми и безоружный народ с ненавистью в сердцах к врагам, обращался в бегство.