Комната страха
Шрифт:
– Я все приспособление изготовил в течение пары минут, – подтвердил Анатоль.
– А идея? Долго ломали голову? – поинтересовался Михаил.
– Что идея? – Анатоль сделал рукой жест, мол, не говорите мне о пустяках. – Тут идеи никакой не требуется, была бы поставлена задача, а дальше проще простого.
– Это для вас проще простого, – проворчал Михаил, но Анатоль пришел от этой скрытой похвалы в прекрасное расположение духа. Даже румянец к нему на щеки вернулся.
– Если могу быть полезен полиции еще чем-то, всегда можете на меня рассчитывать! – бодро
– Будем вам признательны, – сказал господин Аксаков официальным тоном и добавил едва не трагически: – Вы, господин Гурьев, только что разрушили одно из двух наиглавнейших положений нашей официальной версии. Прошу вас продолжать в том же духе.
В глазах Анатоля мелькнул испуг и непонимание того, что он там разрушил, но в целом он все оценил верно. Только ответил чуть невпопад.
– Чем могу, чем могу… – сказал он.
– Еще раз огромное вам спасибо. Не сочтите нас неблагодарными, но мы заберем у вас ненадолго ваших гостей.
– А… Впрочем… – промямлил Анатоль, которому стало жутко интересно узнать, куда и для чего нас зовут. Но при таких обстоятельствах ему только и осталось, что сделать вид, будто ничего подобного ему не хочется. – Э-э-э… Конфиденциальное совещание? Только для полицейских чинов и прочих важных сыщиков? – спросил он.
– Угадали. Дарья Владимировна, Петр Александрович! Не откажите в услуге, нам нужно посоветоваться.
Мы не возражали и следом за сыщиками прошли в номер господина Кормильцева.
30
– Собственно говоря, сам номер мы осматривать не собирались, – сказал Дмитрий Сергеевич. – Кое-что сравнить необходимо.
– Вызывали? – спросила появившаяся на пороге горничная.
– Никак нет, приглашали, – очень любезно ответил следователь. – Варвара Степановна, покажите, где находился тот сверток, о котором мы вас переспрашивали.
– Вот здесь, за диваном.
Андрей с Михаилом без указаний отодвинули диван в сторону.
– Гляньте, он тут вот уголком оцарапал, – показала Варвара Степановна на место на стене.
Мне пришлось изрядно напрячь глаза, чтобы разглядеть крохотную царапину на обоях.
– То есть здесь располагался верхний дальний угол? – уточнил Михаил.
– Вам виднее, – горничная чуть поджала губы. – С меня не за верхний угол спрашивают, а за царапины.
– Вы не тушуйтесь, пожалуйста, – подбодрил свидетельницу Дмитрий Сергеевич. – Впрочем, и на вопрос можно не отвечать, нам ответ и так ясен. Сверток чуть выступал из-за дивана?
– Да.
– До какого места, сумеете показать?
– Тут и думать не нужно. До стены доставал.
– Михаил!
Михаил взял принесенную палку и уложил вдоль стены от угла. Получилось, что дальний край оказался под той самой царапиной. Но сыщикам такого наблюдения показалось мало, Михаил стал поднимать палку вверх параллельно полу.
– Не поцарапайте стену, – потребовала горничная и испугалась: – Ой!
– Не поцарапаем! – обещал Михаил. – Точнейшее совпадение. Но я сейчас еще рулеткой
Он быстро провел измерения, а Андрей Иванович внес их в блокнот.
– И ширина, и длина соответствуют в точности, – сообщил он.
– Что мы и ожидали. Варвара Степановна, оставьте нас. Мы вас звонком чуть позже вызовем.
Горничная вышла.
– Это не часть ли подрамника? – спросил Петя, указывая на палку. – А что под бумагой?
Один конец палки был обернут газетой.
– Сейчас покажу, – пообещал Михаил и принялся разворачивать бумагу.
Под ней был крохотный кусочек холста. С ладонь шириной, с одной стороны окрашенный, со второй скорее измазанный краской, а с третьей – прикрепленный к палке железной скобкой. Я подошла рассмотреть получше. Очень похоже, что это кусочек портрета Светланы Андреевны. Его верхний правый угол.
– Здесь краска слегка размазана, не со стороны, где холст с портретом был, а с той, что сверху, там, где он загнут на подрамник, – показал Петя. – Кажется, за это место зацепился рукав госпожи Козловской в тот вечер, когда ее испугала светящаяся надпись и слезы на портрете.
– И мазки здесь грубее, – добавила я.
– Экспериментировал господин художник, – высказал догадку Петя. – Проверял, как долго будет сохнуть мазок различной толщины и с разным количеством добавленного в краску масла.
– Разумное объяснение, – похвалил Дмитрий Сергеевич.
– А где вы эту улику добыли? – спросила я.
– У домохозяйки нашего живописца. Господин Ольгин вернулся в тот день, в день смерти Кормильцева, домой со свертком. Сразу стал засовывать в печь, но вот эта длинная палка в нее не влазила. Слуга увидел его за таким занятием, взялся помочь квартиранту. Тот решил, что дело без него завершат. А истопник возьми да оставь себе брусочек для какой-то своей надобности. Так он нас и дождался.
– А из других находок вот это, – сказал Андрей, протягивая мне книгу.
«Собака Баскервилей», – прочла я на обложке, – сочинение мистера Артура Конан Дойля из Лондона». Это принадлежало господину Ольгину?
– Скорее всего, ему, – согласился Михаил. – Хозяйка своей эту собственность не признала. У нее вовсе книг нет, возможно, она и читать не умеет толком. Зато у квартиранта таких книжонок, по ее словам, водилось немало. Эта под диван завалилась, и он ее забыл забрать.
– Да, – сказал Андрей Иванович, – сия палка показывает нам с вами, господа сыщики, что Дарья Владимировна, как всегда, рассчитала верно. Был дубликат портрета, хранился он у сообщника, совсем рядом с местом преступления. Мог преступник выйти на небольшое время и здесь, в этом номере, нарисовать все, что ему потребно, а стало быть, ничем не рисковать. Поменять картины вдвоем тоже занимало секунды. Он себе и алиби таким эффектным и необычным способом пытался обеспечить, и некий ловкий трюк для отвлечения полиции предложить. Мы же все ломали голову над тем, для какой такой цели это нужно! Но я не об этом. Возможно, и вторая наша находка хоть что-то способна подсказать? На вас, Даша, вся надежда.