Комната воды
Шрифт:
Прижав ладонь к ребрам, Брайант почувствовал, как неистово сокращаются сердечные мышцы. Как ни странно, эта проблема возникала только в жарких помещениях. Во влажной холодной среде Артур был вынослив, как лосось в реке. Однако по иронии судьбы он всегда мерз, а потому был вынужден утепляться с риском для здоровья. А вообще он думал, что пожилые люди слишком много думают о болезнях. Старость неизменно сопровождается слабым здоровьем, которое постоянно ухудшается из-за того, что на нем зацикливаются. И все-таки он с облегчением заметил, что лестница кончилась и теперь перед ними лежал только небольшой коридор.
Здесь было всего две двери, обе незапертые.
– Похоже, мистер Убеда – банкрот, – заключил Мэй, осветив фонарем верхний ящик серого шкафа для документов. – Все это неоплаченные счета и судебные предупреждения. Он просто распихал их по папкам, как будто ему наплевать.
– Он рассчитывает, что прибыль от их с Гринвудом затеи позволит ему выбраться из долгов.
– А что в другой комнате?
– Да просто туалет, – сообщил Артур. – А как нам попасть в курятник?
– Погоди-ка. – Мэй осмотрел потолок. – Тут раздвижная лестница. Где-то должна быть подпорка.
Он нашел ее в углу и вставил в медное кольцо дверцы в потолке. Люк открылся, и оттуда сразу же опустилась стальная лестница.
– Боюсь, с моими ногами не стоит туда лезть, – посетовал Брайант.
– Ничего, я тебе все расскажу.
Мэй поднялся по лестнице и исчез.
– Бог ты мой! – послышался его изумленный вопль. – Ты не поверишь!
Последовала томительная пауза.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил Брайант.
– Какая-то молельня. Повсюду статуи – одна и та же фигура, но разной величины. Хорошо бы, ты все-таки поднялся.
– А как я спущусь?
– Но ты лучше меня разбираешься. Впрочем, эту морду я где-то видел…
– Может, покажешь ее мне?
– Вот.
Джон выглянул из люка, вымазанный меловой пылью. Одной рукой он направил луч фонаря на безголовую гипсовую фигуру высотой в фут, а другой показал Артуру ее отбитую голову. Это оказалась голова шакала.
– А, так это Анубис, – мгновенно отреагировал Брайант. – Древнеегипетский бог подземного мира, покровитель покойников и бальзамировщиков, страж города мертвых.
– Здесь таких статуй штук тридцать или сорок. И все до одной сломанные.
– Дай-ка мне эту голову.
Мэй протянул деталь статуи напарнику. Брайант ощупал шакалью морду и длинные заостренные уши.
– Это просто дешевая копия древнего оригинала, – презрительно фыркнул он. – Слишком хорошо сохранилась окраска. Такой густой черный цвет почти не встречается на подлинных фигурах. Обидно. И что, все поломанные? Казалось бы, что ему стоило найти целые копии… Странно. – Он вернул голову Анубиса напарнику. – Египтяне наградили своего бога головой шакала, потому что эти твари рыскали по кладбищам. Жрецы надевали шакальи маски во время процедуры мумификации. Культ Анубиса был необыкновенно популярен. Должно быть, и мистер Убеда из числа его почитателей.
– Знаешь, у меня мурашки по коже, – пробормотал Мэй. – Не люблю я сектантов – никогда не знаешь, что выкинут. Эти пугала повсюду – на полу, на полках. А по стенам развешаны папирусы с их изображениями. Еще тут что-то вроде мумифицированной собаки. Кстати, голова у нее тоже отрезана. На кой черт ему все это барахло, если оно поломанное и никчемное?
Вернувшись в кабинет, Артур заглянул в шкафы.
– Пожалуй, нам лучше уйти, пока хозяин не вернулся, – обратился он к напарнику.
– А что? – спросил Джон. – Какие-то проблемы?
– Скажем так – насчет сектантов я с тобой полностью согласен.
На одной из полок лежал пистолет.
19
На глиняных ногах
Целый день понадобился Эллиоту Коупленду, чтобы разобрать наземное покрытие во дворе строительного магазина и погрузить его в кузов грузовика. Земля под бетонными плитами оказалась влажной и тяжелой, как рождественский пудинг. Глубоко в коричневой лондонской глине Коупленд обнаружил обломки лошадиных костей, сохранившиеся с тех времен, когда в Кентиш-Тауне проходили скачки. Десятки изящно выгнутых белых трубок торчали из грязи, как птичьи ребра, – каждая была брошена там, где ее выкурили. Почва хранит больше секретов, чем кто-либо может удержать в памяти. Дороги наследуют прихотливым очертаниям древних поселений, проходя вдоль их оград и каналов, нося имена их владельцев и охотничьих угодий, их прекрасных дам и кровавых сражений. Ничто не случайно, как может показаться на первый взгляд. Каждый паб занимает определенное место в давней иерархии, несмотря на многочисленные переименования и переделки.
У Эллиота болели руки и спина. Ему было необходимо выпить, но кварта виски, которую он держал в кабине грузовика, уже закончилась. Ладно, по крайней мере, в магазине стройтоваров работают нормальные местные мужики, а не эти приезжие, не способные самостоятельно выкрасить стену в доме. На каком-то этапе Коупленд приобрел репутацию дешевого работника, и теперь стоило ему поднять цены, как все начинали жаловаться. Сегодня ему не помешал бы напарник, но не было денег с ним расплатиться. «И к этому, – думал он, – свелась вся моя жизнь?» Эллиот оканчивал колледж искусств, имея большие замыслы, но, увы, замыслы тогда были у всех… После волнений в Хорнси каждый хотел быть студентом-бунтарем, но все это бунтарство и популярность среди своих оборачивались безработицей в реальной жизни.
Коупленду стукнуло сорок шесть, он был разведен, и ему запретили видеться с ребенком, поскольку выход своему безотчетному гневу он находил в пьянстве. Глядя на него, люди видели всего лишь обрюзгшего неудачника с отверткой и малярной кистью. Эллиот думал, что теперь жизнь готовит ему только утраты и разочарование, но ведь никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Вот и он совсем недавно получил еще один шанс. Сейчас важно было вовремя распорядиться ценной информацией, и тогда бы он быстро завоевал уважение окружающих. Правда, ему не стоило говорить с Джейком Эйвери на той вечеринке. Незачем было привлекать внимание стольких людей. Алкоголь вечно делал его болтливым.
Коупленд отогнал грузовик к грязной канаве и выбрался из кабины, думая, как ему поступить. Перед тем как пойти в полицию, он решил немного позабавиться с этими подонками-яппи. Он жил на Балаклава-стрит дольше всех – еще помнил времена, когда дети играли на дороге, а их матери сидели в шезлонгах возле домов, когда здесь еще были собственный паб и рыбные ряды, задолго до того, как стали появляться объявления агентств недвижимости и все эти высокомерные представители среднего класса превратили здешние шумные, тесные гостиные в тихие, утонченные салоны. Теперь вдоль улицы стояли безукоризненные машины, в домах жили невидимые люди, которые возвращались домой поздно вечером, а летом пили вино в саду, тяготея к деревенской жизни того рода, что существовала исключительно в их коллективном воображении, поскольку дух общины, подлинный дух улицы, может быть только там, где шумят и галдят, где не боятся испачкать руки.