Комнатка

Что было первым? Темнота или холод? Не знаю. Мне показалось, что они пришли одновременно, но лишь на одно мгновение. Холод был первым. Он жег голую кожу, но делал это подчеркнуто лениво, словно еще не успел набрать полной мощи. И с каждой секундной холод становился сильнее.

Темнота не так донимала меня. Она просто была вокруг. Чернильная, всепоглощающая, беззвучная, тоскливая. Опять на одно мгновение. Звук я тоже услышал. Глухой, далекий. Словно кто-то говорил вдалеке, надев на голову ведро. Темнота завибрировала, отдавшись в ушах тяжелым гулом. Мыслей не было,

Дрожащие пальцы коснулись холодной поверхности. Шершавой, слегка сыпучей. Ржавой. Воздух пах железом и соленым потом…

Свет больно резанул по глазам, моментально рассеяв темноту и изгнав холод. В висках заломило, а сердце застонало, сдавленное тяжелой лапой. Звуки стали громче и отчетливее. Теперь я слышал все и слышал очень хорошо. Чувствовал, что на меня смотрят, но сам до одури боялся открыть глаза. Боялся, что теплый свет оставит вместо них две обугленные дыры, наполняющие воздух запахом удушливой пали.

Хотелось пить, да и желудок тут же напомнил о себе, когда я почуял вкусный аромат выпечки. Легкий, почти невесомый, они дразнил меня и заставлял желудок бесноваться от голода. И это веселило тех, кто смотрел на меня. Я слышал их смех. Так смеются люди, уверенные в собственном превосходстве. Откуда я знал это? Понятия не имею. Мысли, мысли… Как собрать их в кучу и заставить голову работать?

Я разбит и ничего не соображаю. Тело мне почти не подчиняется, как будто мозг засунули в новую оболочку, к которой он еще не привык. Как же страшно… Как открыть глаза? Как теперь быть?

– Заморыш какой-то, – тихо произнес чей-то голос. Высокий, с визгливыми нотками, от которых сразу мороз по коже прошел. Щепоть презрения, высокомерие… все сменилось подобострастием, когда раздался другой голос.

– Перестань, – недовольно протянул он. Глубокий голос, низкий, уверенный. Знающий, что решающее слово останется за ним. Способный приказывать другим замолчать. Ленивый и небрежный, как у настоящего вожака.

Я вздрогнул, когда ощутил тяжелое дыхание совсем рядом. Чье-то лицо было в сантиметре от моего лица. Пахло сигаретами, колбасой и неуловимо-сладковатым запашком смерти. Впрочем, последний сразу же исчез, будто это всего лишь игра воспаленного воображения.

– Добро пожаловать в Комнатку, – в голосе послышалась улыбка. Странная улыбка, странный тон… словно мне только что сообщили о смертном приговоре. Сообщили буднично и легко. – Вытащите его. Одеяло кто-нибудь принесет?! Или мне самолично за ним сходить?

Никто не решился отправлять обладателя глубокого голоса за одеялом. Вместо это раздался шорох, гулкие шлепки по металлу и моей кожи вдруг коснулись чьи-то руки. Несколько пар рук. Какие-то были осторожными, боялись обжечься. Другие наоборот, жесткими и бесцеремонными. Пальцы впились в мое тело и потянули на себя. Света стало так много, что я невольно застонал. Глаза так и оставались закрытыми. Я не открыл бы их даже за плитку шоколада. Даже под угрозой смерти не открыл бы их.

– Что он там бормочет? – поинтересовался визгливый голос. Девчонка, конечно же. Сразу стоило бы догадаться. Жесткие, костлявые пальцы бесцеремонно принялись блуждать по моему лицу, а следом пришел сильный шлепок и ожог. – Внятно говори, заморыш.

– Унаги! – небрежно поинтересовался первый голос, и я инстинктивно сжался в комочек. В этом голосе не было угрозы. Была лишь смерть.

– Ратто… я, это… – виноватое шмыганье и… страх. Голос девчонки дрожал. Я слышал, как она шумно сглатывает слюну. Как мелко подрагивает ее рука, лежащая на моем плече.

– Вытащите его, – неизвестный Ратто, казалось, пропустил мимо ушей её бормотания, но я знал, что это не так. Пусть в его голос вернулась привычная ленца, но он не забыл. Такие, как он никогда и ничего не забывают. – Укройте одеялом. Потом рассмотрите, а ну брысь!

Теплое и колючее коснулось кожи, вернув на миг ощущение уюта и спокойствия. Я словно плыл по воздуху, поддерживаемый десятками пар рук – ласковых и не очень. Они бережно опустили меня на мягкое и прохладное, укрыли ноги и исчезли. Тепло… После холодной тьмы и обжигающе-ледяного металла тепло баюкало. Хотелось спать. Голова шла кругом. Мысли, рваные и абстрактные, медленно, но верно исчезали. Хочется спать.

– Как думаешь, куда попадет? – с одышкой прошептал кто-то.

– Куда попадет, туда и попадет, – отмахнулся другой и, тоже понизив голос до шепота, добавил. – Не трепи языком. Услышат, Ратто с тебя шкуру заживо сдерет за такие разговоры.

– Интересно же, – обиженно ответил первый. Он, шумно дыша, приблизил свое лицо к моему, и я снова почувствовал тепло чужого дыхания. – А все ж, как думаешь, братка?

– Худенький, вроде, – с сомнением, не повышая тона, ответил второй. – Может, умный? Тогда точно к примарам попадет. А если он нас слышит, то плохо тебе будет, Пухляш!

– А чего это мне? – задышал тот. – Тебя-то он тоже слышит.

– Угу. Только услышав, как ты сопишь, он сразу поймет, кто над ним тут дышал, – ехидно ответил ему второй и, не сдержавшись, коротко хохотнул.

– Ты же не скажешь, а, братка? – снова страх. В голосе он всегда чувствуется сильнее всего. Дрожь, липкость, волнение.

– Тихо! – предупредительно фыркнул ему второй и невидимый Пухляш послушно замолчал.

Вовремя, потому что я снова услышал визгливый голосок Унаги. Сейчас она точно была одна, поэтому её голос звучал громко и уверенно. И ядовито. Ядом было пропитано не только каждое слово, но и каждая буква, как мне казалось. Я затаил дыхание, только бы девчонка не заметила, что я давно не сплю и все слышу.

– Чего вы тут третесь? – поинтересовалась она, обращаясь к Пухляшу и его другу. Пухляш задышал, с всхлипом и громче обычного.

– Проходили мимо, – тихо и вежливо ответил второй.

– А у вас работы нет? Так я вам найду, – прошипела Унаги и следом послышались глухие звуки шлепков. – Пшли на кухню! Бегом! А то вечером в Дверь вылетите, даже пайку съесть не успеете.

Примары, Дверь, Комнатка… Я понятия не имел, что значат эти слова. Голова по-прежнему гудела, словно её доверху кипятком наполнили. Мысли разбегались, но уже не так рьяно, как раньше. Пожалуй, стоило бы осмотреться. Но я не хотел открывать глаза. Откроешь и обратной дороги в спасительный сон уже не будет. Тело вынырнет в холодной реальности и придется думать, делать и говорить… Где я, чьи голоса я слышал, что будет дальше? Сотни вопросов. Тысячи. И ни одного ответа.