Компас черного капитана
Шрифт:
– Я не понимаю вас! – всхлипнул я. Он должен был сказать что-то важное, и его желание сделать это жгло мое сердце.
– Он живой? – удивился Эльм, а затем ринулся по лестнице вниз:
– Я принесу порошка!
– Барроухельм… – наконец просипел Сканди ан Лиан. – Компас… Отнеси…
Фарри присел рядом со мной, беспомощно глядя то на меня, то на шамана.
– Барроухельм… Найди Лунара… Инс… Инс…
Он часто-часто задышал, прикрыл веки.
– Инструментария Лунара… – собрался с силами старик. – Отдай… Компас… Академия… Сушь… Он… Он знает…
– Держись,
От прикосновения к крови порошок зашипел, превращаясь в белую пену.
– Сейчас! – повторил Эльм.
Я держал шамана за мокрую руку, чувствуя, как она холодеет. Шаман Сканди ан Лиан умер. Это было ясно даже без дара эмпатии. Жизнь старика утекла в пустоту, туда же, куда пару минут назад отправилась сущность Гончей. Мне показался несправедливым такой исход событий. Смерть нечестно уравняла в правах доброго шамана и мерзкого демона.
Наконец суетящийся Эльм тоже понял, что Сканди уже не помочь. Здоровяк чертыхнулся, глядя, как пузырится пеной насыпанный в рану порошок. Устало сел на пол рядом с нами и выдохнул:
– Последний порошок извел, собачья жизнь! Кто это, собака его дери, был?! Как он тут оказался? – спросил нас Эльм, потом, не дождавшись ответа, неторопливо встал и подошел к штурвалу. – Останавливаться сейчас нельзя, – глухо сказал он. – Приберитесь здесь пока.
Чуть позже он едва слышно добавил:
– Подумать только, меня спасли два сопляка… Куда ты катишься, Эльм? Куда ты, собачья доля, катишься?
Мы с Фарри стащили тело шамана на нижнюю палубу. Не могу сказать, что это далось нам просто. Перепачканные в крови, изможденные и вымотанные, мы положили старика меж двух замерзших грузовых блоков, у алтаря Светлого Бога. Теперь, когда земной путь Сканди ан Лиана закончился, он больше не принадлежит Темному подледному божеству. Стихия шаманов – небо.
На обратной дороге мы нашли место, откуда к нам в ледоход проникла Гончая. Ближе к корме, в борту расцветшим цветком рваных металлических лепестков зияла огромная дыра, и метель задувала в трюм снег, раскрашивая пол белым пятном.
– Что это? – изумленно спросил у меня Фарри. После всего произошедшего мне казалось, будто мы знакомы всю жизнь. Поработивший палубу мороз пробрался под одежды (а теплых вещей мы не брали – не думали, что здесь настолько холодно), и зубы застучали сами собой.
– З-з-здесь она вошла, – сказал я. Изо рта с дыханием вырывались облачка белого пара. – П-п-пойдем!
– Кто вошла? – не понял Фарри. Он смотрел то на меня, то на дыру, за которой бесновалась вьюга. – Ты о чем?
Я не ответил, торопливо зашагав к лестнице на жилую палубу. Как же здесь холодно. В носу затвердели волосы, уши заломило. Циркач поспешил следом, оставив расспросы.
Как только за нами захлопнулась дверь и стало теплее, я прислонился к горячим трубам и буркнул:
– Ледовая гончая.
Фарри широко улыбнулся.
– Пра-а-авда? – насмешливо протянул он. Мне стало обидно. Еще недавно, когда демон крался к нашей каюте, парень должен был понять, что это не человек! Фарри же слышал его и боялся так же, как и я. Неужели из головы все уже вылетело?
– Он тебе не показался странным?! – разозлился я. – Как он смеялся там, за дверью? Как он говорил? Как двигался? Как он тут оказался?
– И страннее видали! Ты поклонников алого камня не видел. Ледовая гончая, – повторил мальчишка и фыркнул. – Идем к Эльму – повеселишь его этой сказкой.
– Но ты же слышал!
– Я много слышал, – неожиданно серьезно сказал Фарри. С его лица исчезла издевка. – Очень много. Но Ледовая гончая – это сказки!
Он неожиданно смягчился:
– Да, этот мужик был странным. И эти крики про компас, кстати, что за компас, не знаешь? – Ответа Фарри ждать не стал. – Но Гончая… Мой папа любил рассказывать сказки про черных капитанов и их гончих. – Мальчишка вдруг помрачнел и обрезал: – Это все сказки.
Потом мы оделись потеплее и отволокли труп Гончей в трюм, где решили вытолкать его в дыру, через которую он прошел на наш ледоход. Одеревеневшее от мороза тело мужчины застряло, зацепившись за один из рваных лепестков. Мы с Фарри на пару уперлись в стену, выпихивая мертвеца ногами, и наконец тот неуклюже вывалился наружу и исчез в мешанине снежинок, оставшись где-то там, на прокорм вьюге и ледяным волкам. Он ничем не отличался от простого человека, и если забыть чувства твари, если забыть те страшные глаза женщины в Кассин-Онге, то, может быть, Фарри действительно был прав?
Когда я поделился своим опасением с Эльмом, тот, не отрываясь от штурвала, отреагировал недоброй усмешкой:
– Не время для собачьих сказок, парень. Клянусь собственными зубами, совсем не время. Видимо, дыру пробили нам тараном, а может, она и раньше была, собака задери. Но ледовая гончая… Малыш, ты сильно приложился головой. Иди отдохни… И приготовьте мне что-нибудь пожрать.
Мне показалось глупым стоять на своем и дальше. Подошвы ботинок все еще липли к полу, на котором оставалась кровь Сканди ан Лиана, и мне подумалось, что гораздо важнее спуститься вниз, на грузовую палубу, к алтарю Светлого Бога, и помолиться за душу старика. Пусть он после смерти попадет туда, где ему будет хорошо и спокойно.
По дороге к алтарю я зашел в каюту и забрал компас. Последними словами Сканди были: «Барроухельм» и «инструментарий Лунар». Все свои силы умирающий шаман положил на то, чтобы сказать их мне. Почему же это было так важно для него?
Вообще у каждого из нас выпадает момент, когда жизнь проходит через развилку, и от того, куда ты свернешь, зависит то, что ждет тебя в будущем. Налево пойдешь – и станешь великим охотником, но никогда не будешь богачом, направо пойдешь – будешь богат, но лишишься счастья. Прямо пойдешь…