Комплекс Ромео
Шрифт:
15
Разговоры с Братом—Которого—Нет
– Странно… Очень странно… Ты предсказал маркетинговую ситуацию на рынке одежды. Товары в милитаристском стиле с надписью «РУССКИЕ ИДУТ» разлетаются с катастрофической быстротой.
Я жил со странным ощущением зависимости от далекой богини по имени российская дистрибуция.
Только и слышалось – Дистрибуция схавала, Дистрибуция недовольна, Дистрибуция в восторге, Дистрибуция увеличивается. Все это касалось теперь меня. Точнее, нашего с Братом успеха, о котором он мне говорил.
– Я зарегистрировал написание. Подобные слова, конечно, не запатентовать.
Я вспоминаю, как мучался, тыкаясь в загадочные кнопки на левой стороне экрана в программе «Иллюстратор», чтобы сдать в мастерскую макет лейбла для пришивки к первой партии – не принятых американской армией тысячи штанов.
Четыре дня борьбы с одной фразой – и запах поражения.
Тогда я вспомнил о своем раненом сердце. Раненном тобой, дорогая Джульетта.
И сделал лейбл на основе своих воспоминаний.
– Как тебе удалось почувствовать запах возрождающегося патриотизма, Брат. Ты же не смотришь новостей, не читаешь газет… кроме «Спорт—экспресса»… «Russkie idut» – это реальная маркетинговая удача. Я запатентовал графическое изображение на нас двоих. Прибыль тоже пополам. Пора тебе накопить свои две—три тысячи долларов. Так что такое, говоришь, патриотизм?
– Патриотизм… я не знаю…. Не знаю, Брат.
– Ну, как—то пришло тебе это в голову, Брат.
– Я вспоминал заполненные стадионы и знал, кто точно будет покупать эту одежду…
– Что—то у тебя весь патриотизм на футболе замешен. Давно рожи фанатов не видел? Твои менеджеры с Чистых прудов – они на футбол тоже ходят.
– Фанаты – это в основном парни с окраин больших городов. Они патриотичны по сути своей.
– В смысле? Поясни свой бред. Или иди лучше все подробно опиши – я вечером с «Туборгом» прочитаю холодненьким.
– Нельзя же вот так нагло признаваться, что ты читаешь чужие дневники человеку, который их пишет. Че те объяснять – почему они патриотичны до последних сперматозоидов? Они испытывали чувство гордости за свою страну, эти парни. Там, на стадионе. Редкое чувство, почти не натуральное. Его испытывали единицы… А все эти мудофилы—патриоты с эфира, они на самом деле страны своей стыдятся. Поэтому ходить надо на стадион, заполнять трибуны до отказа, а не продажные газетенки, блядь, читать.
– Давай съездим в Англию на футбол?
– Да я тебе не про футбол, а про патриотизм. Конечно, съездим.
Но в первую очередь свои стадионы надо заполнять, свои стадионы.
Я стал подпрыгивать и орать, как в фанатском секторе.
– Ожил мой родственник отмороженный…
– Прыгай вместе со мной! Прыгай вместе со мной! Мы – не разрозненные кучки дерьма. Вместе – мы сила. Россия – оле! Россия – оле! Русские – вперед!
Я видел, что Брату стало скучно уже на словах «вместе – мы сила»… Хотя он и попробовал немного попрыгать со мной. Так, для проформы…
Каждый раз, как только я начинал выражать свои эмоции, – я оставался один…
Поговорить на такие темы мне и впрямь было приятно. Только тогда я и очухивался от своей навязчивой идеи.
Оле—оле… Мы болеем, отдыхаем, мы бухаем на футболе.
Я почувствовал на губах вкус пива, а в ушах звенел заполненный стадион «Петровский».
16
– Это когда болит сердце… долго… не обязательно от тоски по березам – это все туфта. Например, от любви, или от предательства, и происходит все это вдалеке от своей страны. Получается патриотизм.
Russkie idut.
Я все равно написал крупно. И выбрал ткань, похожую на бинт. Перевязанная нога или рука. Только эта повязка пришита крепко—накрепко. И по бинту растеклись и уже высохли пятна крови. Это была одежда людей, вышедших из боя, а не форма для военного парада на Красной площади. Это были кровоточащие раны моего сердца, и рынок, видимо, среагировал на это. Конечно, моему Брату этого не понять.
– Сколько ты живешь на Востоке?
– Уже шесть лет.
– В чем ты видишь главное отличие?
– Мне спокойно здесь. Есть несколько простых правил. Если их не нарушать, здесь можно жить спокойно. Независимость – главное, что мне надо. Все понятно… Нет иллюзий. Как у тебя… Про любовь там, про творческую реализацию. Удобно с бабой – живешь с ней, неудобно – не живешь. Удобно жить с тремя бабами – живешь с тремя. Одна умная, другая похожа на модель, а третья… а третью все время меняешь… хи—хи—хи…
– Вот и поговорили. У тебя в башке как будто какой—то тумблер отключили. Ты о чем ни начнешь разговаривать, всегда заканчиваешь о бабах, Брат.
– Хочешь, могу закончить деньгами. Я много получаю, Брат. И сам себе начисляю зарплату – это очень удобно. А скоро я буду совсем богатый. Куплю себе яхту, возьмем на нее пару бразильских моделей…
– Так, понятно…
17
Патриотизм. Мы здесь с Братом так много рассуждаем об этом. То на одном острове, то на другом. Я рассуждаю, а Брат—Которого—У—Меня—Нет слушает с интересом и с радостью, что эти сильные чувства обошли его стороной.
Я написал список вещей, по которым действительно скучаю в Китае.
1. Пустая сцена театра, освещенная одним софитом.
2. Мама, стирающая за мной белье по старинке в ванной.
3. «Спорт—экспресс».
4. Переходы между станциями метро в Питере поздно ночью.
5. Походы в кино и возможность разобрать по косточкам очередную бездарность, сравнив ее с похожим голливудским аналогом.
6. Игра в волейбол с русскоговорящим населением.