Компромат на кардинала
Шрифт:
– Успел бы, – проворчал Виталя, выдергивая из кармана платок и прижимая к виску. – Он сразу забежал за будку, пальнул. А когда мы свалились, испугался, что ненароком тебя зацепил. Тебя-то он не хотел убивать, нет, ему надо было от меня избавиться, сукиному сыну!
– Не пойму, зацепило вас или нет? – негромко спросил невысокий, ладный парень с точеным, холодноватым, очень красивым лицом – сразу видно, командир. На его коротко остриженных вьющихся волосах играли блики света. Кепи он снял и сунул под погон. – Крови много, но вы вроде бы держитесь? Дайте-ка посмотреть.
Осторожно
– Это же надо!
Виталя шатнулся, опираясь всем своим немалым весом на такое хрупкое с виду плечо командира, но парень даже не покачнулся:
– Ничего, ничего, я вас удержу. Я хоть и соломинка, но крепкая.
– Что со мной? – обморочно простонал Виталя.
По четким, очень красивым губам парня скользнула улыбка, но тут же его лицо стало сочувственно-серьезным:
– Успокойтесь. Как говорится, кость не задета. Вам просто оторвало кусочек уха.
– У-ха? – Голос Виталика упал, как рубль в августе 98-го. – Бо-же мой… Он меня… и-зу-ро-до-вал…
– Скажите спасибо, что живы остались, – чувствительно встряхивая обмякающее Виталино тело, изрекла «соломинка». – Вот это я понимаю, повезло так повезло. Сантиметр правее – и вы бы с нами тут никогда больше не беседовали.
Командир умел хорошо утешать! Виталя снова навалился на его плечо.
Тоня стиснула руки у горла. Как бы она ни относилась к своему бывшему мужу, чего бы ему ни желала, но только не этого! И она не желала, и Федор это сделать не мог.
Оглянулась на него, все еще полулежащего с заломленными руками, и увидела, что он повернул голову, шевелит разбитыми губами. Шепчет что-то? Она не слышала.
Тоня нервно прикусила палец, пытаясь болью приостановить шум в ушах и головокружение. Ладно, это чепуха, а вот со свистопляской вокруг Федора что делать? Как ее остановить?
– У него нет документов! – Резкий голос вернул ей остатки разума.
– Документы, наверное, в куртке! – Тоня кинулась к командиру, который уже перевалил Виталино корноухое тело на попечение могучего широкоплечего парня, словно нарочно приспособленного выносить раненых с поля боя. – В куртке, да, Феденька?
Сама не заметила, как его назвала, а у него вдруг улыбка мелькнула на окровавленных губах. От этой улыбки у Тони слезы брызнули из глаз, она зачастила, ничего не видя, обращаясь к каким-то расплывчатым пятнам, вместо лиц:
– А куртка у меня наверху, в моей квартире. Понимаете, мы сидели у меня, разговаривали. И вдруг пришел Виталий… – она ткнула пальцем в жертву, – это мой бывший муж, он хотел с дочкой повидаться, а ее дома нету. Виталя ушел, а я что-то вспомнила, выскочила, подбежала к нему, а тут…
– Не нашел гильзу, товарищ командир! – подбежал омоновец с фонариком, отряхивая коленки: похоже, серьезно искал, со всем тщанием. – Только вот какую-то ерунду, но это, наверное, к делу не относится.
Подал командиру какой-то картонный прямоугольник, но Тоня не разглядела, что это такое, потому что омоновец загородил его. Наверное, сохраняя военную тайну.
– Да, ты прав, ерунда, – командир щелчком пустил картонку по ветру и покосился на Виталю: – Пострадавший, вы сможете сами доехать до больницы? Понимаете, «Скорую» вам вызывать как-то не того, не этого… – Он пожал плечами. – Несерьезно как-то! Машинка у вас хорошая, быстренько доедете до травмпункта, только данные свои оставьте, чтобы потом мы могли вас вызвать. Или, может быть, попросим вашу бывшую супругу вас перевязать?
– Перевязать? Да она меня чуть не прикончила за эту машину! – со слезами в голосе выкрикнул Виталик. – Я два раза со злости пнул колесо, так она, Тонька, выскочила, как мегера: машинку ее любовника я, видите ли, чуть не сломал!
– Что? – Командир резко прищурился. «Соломинка» вмиг сделалась похожа на маленький острый клинок. – Это не ваша машина? Это ваша машина? – Последнее относилось к Федору.
– Его, его! – азартно подскочил Гена Мартынов, о котором в пылу происходящего все успели забыть. – Понятно, командир, тут в натуре заказняк планировался. Эти крутые нахапали народного добра, теперь поделить не могут. Наверняка подельники сговорились убрать его, да попутали в темноте. Сидели там за будкой в засаде, следили за машиной, я видел какие-то рожи, смотрят, идет мужик, подходит к «Ауди», ну, думают, ты-то нам и нужен, голубчик, ба-бах! Да не в того попали, в Виталю, который тут ни сном ни духом, мужик правильный, всегда даст поправиться соседу, не то что этот жмотяра. И что вышло? Виталя пострадал, а этот, новый Тонькин хахаль, вон целый-невредимый.
Командир слегка тряхнул непокрытой кудрявой головой, словно пытался отделить в этом месиве слов зерна от плевел.
– Погодите-ка. Вы же уверяли нас, будто этот человек, – кивок в сторону Федора, – стрелял в пострадавшего из-за трансформаторной будки. А теперь что говорите? Какая засада? Какой заказняк? Вы вообще видели его раньше? – Снова кивок в сторону Федора.
– А то! – зло оскалился Гена. – Видел! Дай, говорю, поправиться, а он: перебьешься, не война, не блокада Ленинграда. Вали, говорит, на все три буквы алфавита…
– Тридцать три, – вздохнул командир.
– А? – насторожился Гена.
– В алфавите не три буквы, а тридцать три.
– Да ты что-о?! – Гена даже покачнулся.
– Что слышали. Ладно, дайте встать человеку. Документы у вас есть какие-нибудь?
Федор выпрямился, чуть морщась и касаясь рассеченной губы. Командир тоже сморщился, видимо, от сочувствия и неловкости за топорную работу подчиненных, и Тоне показалось, будто бы лицо Федора отразилось в очень красивом зеркале. Потом по оригиналу и отражению промелькнули усмешки, Федор махнул рукой: чепуха, мол!
– Документы у меня действительно наверху. В 24-й квартире. Я выскочил впопыхах. Кстати, там же и пистолет, и разрешение на ношение личного оружия.
– Какие у вас мысли насчет этого самого заказняка?
Взгляд Федора на миг скользнул к Тоне, потом вернулся – светлый-светлый, невинный-невинный! – к командиру:
– Абсолютный бред. Разбирайтесь с господином Бараниным, какие у него там проблемы, кому осколок его уха понадобился, а ни меня, ни Антонину Никитичну в это не впутывайте.