Компьютерра PDA N124 (23.07.2011-29.07.2011)
Шрифт:
Судя по всему, у Китая ведутся и свои разработки и в этом направлении. В 2007 году мир облетела фотография, сделанная, как потом выяснилось, ещё в 2005 году: небольшой аппарат крайне характерной раскраски, свисающий с подбрюшья стратегического бомбардировщика H6. Сейчас известно, что этот аппарат имеет название «Шеньлун» («Божественный дракон»).
Чёрно-белый «окрас» чётко указывал на наличие теплозащитного покрытия,
В начале этого появились — в весьма сомнительных, правда, источниках — слухи о том, что у Китая уже готов свой ответ на американский Boeing X-37B, полностью автоматический корабль многоразового использования, используемый США «исключительно в научных целях». Якобы какие-то заштатные СМИ Китая процитировали заявления крупного местного чиновника, их материалы были посечены цензурой, но успели попасть на некий англоязычный сайт.
Насколько это всё правда, никто не знает: если о своих достижениях в рамках программы «Шеньчжоу» Китай оповещает весь мир вполне охотно, то о проекте «Шеньлун» и связанных с ним известно крайне мало. Что и не удивительно, учитывая его очевидное двойное назначение.
Продолжение следует.
Василий Щепетнёв: История попаданца
Автор: Василий Щепетнев
Опубликовано 26 июля 2011 года
Хорошо жить во тьме, когда не видно ни зги. Идешь наощупь и не знаешь, что произойдёт через мгновение: в природную пропасть ли свалишься, в рукотворный колодец имени Эдгара По, или, напротив, упрешься в бетонную стену, которая от всех напастей и оградит. А вдруг в стене найдётся дверь, которая впустит в самые настоящие райские кущи? Или в полунастоящие?
Во всяком случае, во тьме есть место надеждам и фантазиям. Легко оправдать как собственную деятельность, так и – особенно – бездеятельность. Куда дергаться, в пропасть хочется, что ли? Волков будить? Нет, сегодня я ещё полежу на диване, вдруг рай сам ко мне явится. А уж завтра с утра примусь за дело.
Совсем другое – когда объективная реальность залита ярким и беспощадным светом. Всё видно, всё понятно. Ямы, капканы, пустыня, кладбище, просто трупы в самых неожиданных местах, и отовсюду выглядывают страшные твари. Ты их видишь, так ведь и они тебя тоже.
И что делать? Фер-то ке?
Зажмуриться, постараться забыть постигнутое в озарении и твердить, что будущее в собственных руках?
Так-то оно, может быть, и так, но ведь при вспышке света ещё и узнал, каковы они, собственные руки…
Впрочем, озарение, как результат собственного ментального процесса, есть штука слишком жестокая. Да и не любят люди, во всяком случае, в своём большинстве, думать о неприятном. Дай-ка я упрощу ситуацию и попросту переброшу объект исследования в прошлое. Недалёкое. Скажем, в тысяча девятьсот двадцать седьмой год. Затея для современной литературы простая и привычная, эпопеи попаданцев пользуются популярностью и спросом. Итак, человек оказывается в Москве в год празднования десятилетия Революции.
Чем ему заняться? Многое зависит от фантазии и пристрастий автора. Поехать в Германию и там убить фюрера. Никуда не ехать и убить генсека. Никого не убивать, а стать любимым советником дорогого вождя и учителя. Или принести наркому оборонной промышленности (тут, как водится, анахронизм,
Ну не верю, что перемещением в пространстве-времени человек способен коренным образом изменить не мир, мир-то способен, – себя. Если человеку дано стать любимым советником вождя, данного народу богом Ктулху в полузабытом двадцать седьмом, то он здесь и сейчас уже любимый советник вождя. Или кто-то вроде этого. А пивной резонёр или диванный мечтатель (типичные герои романов о попаданцах) и перемещённый в прошлое будет оставаться пивным резонёром или диванным мечтателем.
Ах да, ещё в прошлое (или в колдовской мир, параллельную вселенную и т.п.) частенько попадают офицеры спецназа, как правило, в чине не слишком большом и не слишком маленьком. Капитаны или майоры. Ну, не знаю… Если они в одиночку способны подстрелить лидера нации, то что же сейчас зевают? И потом хорошо, пусть этакий бравый майор всё-таки подстрелит в двадцать седьмом Льва Давидовича, трону пусту не бывать! На него тут же воссядет Николай Иванович, Григорий Евсеевич или (фантазировать, так фантазировать) Иосиф Виссарионович. А майора станут допрашивать в спецкамерах Лубянки, и получится не фантастика вовсе, а мрак и туман.
Нет, человек останется тем, что он есть и таким, каков есть, с известными, понятно, вариациями.
Возможность плагиата? Текст в отрыве от личности не сделает человека великим. Положим, принесет герой в редакцию "Правды" листок со словами "Союз нерушимый республик свободных…" – думаете, сразу и станет автором гимна? Нет, авторами гимнов становятся иначе. Другие таланты требуются, таланты, о которых не говорят, не учат в школе.
А попадает в прошлое молоденький музыкант, выпускник школы, училища или даже консерватории, у которого в голове сотни мелодий "Битлз", "Пинк Флойд", "Ласкового мая", или, если угодно, Альфреда Шнитке. Уж тут-то не будет препятствий?
Тут-то он и пойдёт в непризнанные гении. Будет у него круг поклонников, человека четыре или даже пятьдесят – и только. Покуда длится НЭП, будет музыкант играть в синеме или ресторанах, а потом – спихнут и затопчут. Свой же брат композитор и затопчет: за формализм, вульгаризацию, внеклассовость и несозвучность времени (с последним не поспоришь).
Принести решение теоремы Ферма или гипотезы Пуанкаре? Кому? Кто поймёт? Народный профессор? А хоть и поймёт, то герой к тому времени давно будет в психбольнице.
А часы идут. Кончается время нэпа, грядёт полнолуние социализма, когда строй сменит человеческое лицо (пусть и не самое утонченное) на то, что обыкновенно проступает в полнолуние. Что делать?
Ладно, наш случай целиком на совести автора-фантазёра, вольно ж ему было посылать литературного попаданца в двадцать седьмой год.
Но возьмем попаданца натурального. Родился в семье одесского банковского служащего в тысяча восемьсот девяносто седьмом году. В девятьсот тринадцатом окончил техническую школу, после чего работал в чертёжном бюро и прочих соответствующих полученной подготовке местах. После революции подался в журналистику и в Москву и, под влиянием естественного течения времени, нечувствительно перенёсся в двадцать седьмой год. Человек умный, глаза открыты, будущее ясно. Обвинять некого, да и некогда. Нужно что-то делать.