Кому светит Большая Медведица
Шрифт:
Торопливо одевшись, Стеша вышла из дома и спустилась в метро. В вагоне электрички было полно народу, и, протискиваясь к выходу, Стеша нечаянно толкнула уже не молодую, покрытую тёмным платком, женщину. Мелкие розовые гвоздики в её руках задрожали, и до девушки донёсся их слабый аромат.
– Извините, - смущённо пробормотала она.
– Ничего, доченька, - женщина в платке ласково взглянула на неё, - к Ксении едешь?
Стеша озадаченно уставилась на неё.
– Вы тоже к ней? – повернулась рядом стоявшая девушка и радостно посмотрела мимо Стеши. Руку с букетом она держала над головой – не помять бы. – Вы знаете, я первый раз еду, продолжала щебетать она, - мы с моим другом, - она поправилась и вытащила вперёд за рукав смущённо улыбающегося юношу, - мы лишь приблизительно знаем, где находится часовня. Вы разрешите нам следовать за Вами?
Стеша робко напомнила о себе:
– А кто такая Ксения?
–
– Пойдём, девочка, с нами, я расскажу тебе. Твоей душе полегчает.
Завороженная её проницательностью, Стеша шагнула следом из вагона, невольно оттеснив парочку, которая, впрочем, была слишком занята собой. Молодые люди чуть отстали, продолжая держать женщину в поле зрения.
Серый в подтёках асфальт удивительно живо оттенял жаркие гвоздики в её руках, и Стеша увидела вдруг, что такие же мерцающие огоньки несли с собой прохожие.
– Они тоже все к ней? – с замирающим сердцем спросила она.
Женщина улыбнулась и начала свой рассказ.
– В восемнадцатом веке это было... Она похоронила мужа, эта простая питерская женщина. Умер он внезапно, без христианского приготовления, оставив потрясённой двадцатишестилетнюю вдову. А вдова надевает на себя мужнин кафтан, картуз и штаны, и идёт в похоронной процессии на кладбище хоронить... себя. «Умерла моя Ксюшенька, - объясняла она людям, - остался я один, бедный вдовец». «Безумную» вдову жалели. А она своё: «Ксеньюшка моя скончалась и мирно почивает на кладбище, аз же грешный весь тут». С той поры принимает Ксения имя мужа своего Андрея Феодоровича, постоянно носит его костюм и на своё имя не откликается. Началось её подвижническое странствие. Она отказывается от имущества, от дома, который имел её муж. Бросились вразумлять её родственники и знакомые, а она в ответ: «Ничего мне теперь не нужно, жену свою я схоронил». Вот тогда-то родственники мужа стали просить власти не позволять безумной Ксении раздавать имущество. Было назначено медицинское обследование, вывод которого потряс всех: Ксения совершенно здорова и вольна распоряжаться своим наследством. И она распорядилась – дом подарила знакомой с условием: «Только ты бедных даром жить пускай», вещи раздала, деньги отнесла в церковь. Потянулись годы подвига духовной и телесной нищеты. Она бродила по рыночной площади, закоулкам Васильевского острова, собирала подаяния и тут же раздавала его нищим.
Она была верующей, и самое страшное, что могло произойти в её жизни, произошло: смерть мужа без христианского приготовления. Страх за неприкаянную душу любимого человека продиктовал великую жертву Господу. И она приносит на алтарь самое ценное, что есть у человека – разум. Только бы умолить создателя о помиловании супруга. Она отказывается от богатства, звания, всех благ мира. Да что там, от себя отказывается, по сути своей, от имени своего, похоронив себя в день его похорон. Не память о супруге сохранила, а его – вместо себя, - заметив в глазах девушки изумление и сомнение, она добавила, - не безумие, а мужество и мудрость. Юродство – одно из самых трудных и великих подвигов христианского благочестия. Господь призывает к нему только особых избранников, сильных телом и духом. Они отказывались добровольно не только от всех удобств и благ земной жизни, от выгод, от родства самого близкого и кровного, но даже отрекались от самого главного отличия человека от других земных существ – от разума. Они добровольно принимали на себя вид безумного. Эти подвижники, подобно древним пророкам, не стеснялись говорить резкую правду в глаза сильных мира сего. Чтобы решиться на юродство, как решилась на него Ксения, требуется величайшее мужество. Мир, не понимая юродивых, глумится над ними, и не поймёт он, какая великая скорбь переполняет сердца этих великих подвижников. Они лучше, чем кто-либо, понимают: кроме как в Боге утешения нет, и смеются над обольщением людского счастья. Богатство, знатность, учёность – всё это они топчут, потому что во всём этом ложь, ложь и ложь, - женщина внезапно замолчала и устремила свои глаза, полные скорби, в невидимую даль. Стеша тоже молчала, с трепетом ожидая продолжения рассказа. – И вот Ксения. Взвалив на себя тяжёлый крест самоотречения, пошла по новой для себя жизни блаженная Ксения. Пошла в стоптанных опорках, мужнином камзоле, пошла Андреем Феодоровичем Петровым, певчим придворного хора в звании полковника. Любовь к почившему мужу стала предтечей любви к тем, кого она встречала в петербургских переулках, кто звал её на постой, давая кусок хлеба или копейку «с царём на коне». И даже к тем, кто тыкал в неё пальцем и смеялся вслед, кто бросал каменья и обидно дразнился. Всё сносила со смирением. «Безумная» ведь,
Стеша в нерешительности остановилась перед воротами Смоленского кладбища. Гвоздичными живыми ручейками стекались сюда сегодня люди – почтить память блаженной Ксении. Нарядная, в бело-голубом уборе, церковь смиренно и кротко ждала начала службы. Стеша молча взирала на открывшееся её глазу величие, подавленная грустной историей любви.
– Что же ты остановилась? – женщина обернулась и посмотрела на неё. – Загляни в часовенку, где покоятся святые мощи блаженной Ксении. Поможет она тебе. Ведь вижу я, неспокойно у тебя на сердце, тоскливо. Говорят, особенно помогает Ксения влюблённым. Ведь подвиг её юродства возник из любви, любовью укрепился, и к любви благоволит. Приложись к её надгробию, зажги над ним свечу – она душу твою успокоит, облегчит. А на могиле оставь записочку с мольбой о помощи, - и, бережно прижимая гвоздики к груди, женщина пошла к часовенке.
Стеша беспомощно смотрела ей вслед, готовая разрыдаться. Печальная и трогательная повесть о жизни и юродстве блаженной Ксении подняла в душе девушки бурю чувств. Не было ни сил, ни желания подавить или усмирить её. Ксения! Сегодня Стеша тоже хоронила Ярослава, и с каким самоотречением она повторила бы твой подвиг!
Дрожащими от волнения пальцами Стеша торопливо достала из сумочки блокнот и ручку, вырвала листок и быстро написала несколько слов. Она не замечала ни капель, упавших с ресниц на бумагу, ни порывистого ветра, ни промокших от сырости ног – весь смысл жизни для неё сосредоточился сейчас в этом послании.
Она положила его на могилу, рядом с бесконечными записочками с мольбой о помощи, и долго стояла, не отрывая глаз от своего листочка.
Кто-то осторожно тронул её за плечо, но она не почувствовала этого. Её красные, окоченевшие от ветра руки вдруг попали в жаркое, крепкое сплетение сильных пальцев и она, очнувшись, подняла взгляд.
Это был Ярослав.
Он был совершенно один, такой же озябший, но с неведомым ей до сих пор блеском в глазах.
– Стеша, - он приблизил её руки к своему лицу и подышал на них. В этом жесте было столько внимания и ласки, что ей показалось, она видит лишь чудесный сон. – Стеша, - повторил он с особой интонацией, - я шёл за тобой от самого дома, но всё никак не решался приблизиться. Я стал случайным свидетелем твоего разговора с этой женщиной, и вдруг понял, кто привёл сюда нас с тобой. Давай зайдём в часовню и поклонимся светлой её памяти.
Она чувствовала жар его руки и не понимала, почему щёки мокры от слёз. Словно в тумане, не разжимая его ладони, она последовала за ним в часовню. Они зажгли там свечу; несколько минут стояли в тишине, склонив головы друг к другу. Они пробыли бы там больше, но в маленькой часовенке было не повернуться. Дверь то и дело отворялась, впуская жаждущих приложиться к её надгробию. Кажется, весь Петербург был сегодня у святых её мощей. Да так, собственно, и было всегда, и до канонизации, до того, как причислена была Ксения к лику святых угодников Божьих. Сначала уносили с её могильного холмика землю. Насыпали новый холм, разобрали и этот. Положили на могилу мраморную плиту, не остановило почитателей блаженной Ксении и это. Во все концы России увозились крохотные мраморные кусочки.
Они вышли из часовенки и медленно побрели по улице, не выбирая маршрут. Дорога сама привела их к реке.
– Нас познакомила Нева, - сказал Ярослав, окидывая берега благодарным взглядом и перевёл глаза на Стешу, - тебе холодно?
– Ветер, - едва она произнесла эти слова, Ярослав обнял её за плечи и крепко прижал к себе. Попавший в плен неведомого блаженства, он вдруг ощутил в себе потребность в поэзии. Прильнув губами к уху девушки, он начал говорить, и голос его чуть дрожал, насыщая стихотворение естественностью:
Неужели всё это однажды со мною случалось:
Фиолетовый ветер Бакинские кроны качал
И несмелое чувство в смущённую душу стучалось,
И худой виноградник в лиловые стёкла стучал...
И текли, переулком, сверкая боками, машины,
И закат разгорался над морем, пустынно-багров.
Пахло газом и хлоркой, и вкрадчивый запах мышиный
Доносил ветерок из глубоких Бакинских дворов.
И висели гирлянды, точней – деревянные гроздья,
И, зажав сигарету в углу непреклонного рта,