Конь в пальто
Шрифт:
Банковский стрелок стоял истуканом с опущенным вниз пистолетом. Ожидал приза за меткость?
Вдоль мощенного фигурной плиткой тротуара одна за другой притормаживали машины, игнорируя нетерпеливые бибиканья задних. Остановившийся поблизости троллейбус грозил опрокинуться на бок под тяжестью желающих полюбоваться сквозь грязные стекла на настоящий свеженький труп. Новорожденные никогда не пользуются таким жадным интересом, как убитые. Город упивался бесплатным зрелищем. Даже цыгановатые воробьи, прекратив на время поиски хлеба насущного, возбужденно перечирикивались на ближних деревьях, спеша поделиться впечатлениями и похвастаться ими с опоздавшими на представление.
– Этот
– Их всех надо перестрелять, всех! – мрачно заявила кряжистая женщина в оранжевой жилетке дорожного работника. – Вот просто взять всех и перестрелять!
Одним словом, шла потеха. Народ млел от медленно нарастающего возбуждения. Похоже, только в белой «девятке» собрались неблагодарные зрители, не сумевшие оценить эффектную концовку спектакля по достоинству. Слишком уж неожиданной и обидной для них оказалась эта концовка. Слишком обескураживающей. Маленькая команда потерпела полное поражение.
– Ну, Ляхов, ну, гнида! – Лекаря передернуло от негодования. – Выходит, кинул он нас, а? Кинул нас, барыга?
Колобок отрешенно смотрел перед собой. Тронув его за плечо, Бур скомандовал:
– Топай за сумкой и папкой. Шевелись, пока мусоровка не появилась!
Действительно, взбудораженное улюлюканье сирены приближалось с каждой минутой.
Колобок штопором ввинтился в разгоряченную толпу возле остывающего трупа. Перешагнув через него, Колобок быстро нагнулся и подхватил пухлую папку, испачканную кровью. Потом незаметно пнул пару раз сумку, сиротливо валявшуюся на тротуаре. Почти невесомая, она с тихим шуршанием отъехала подальше от столпотворения. На колобка стали коситься, но он уже подхватил добычу и возвращался к «девятке».
– Сумарь пустой, а Ляхов стопроцентный жмур, – доложил колобок товарищам. – Вот здесь, в лобешнике, дырища…
– Не показывай на себе, придурок, – предупредил суеверный Лекарь. – А не то такую же заимеешь.
– Сам заимеешь!
– Ша! – распорядился Бур. – Валите дорогу расчищать. Хрен проедешь. Послетались, как мухи на дерьмо!…
«Девятка» казалась намертво блокированной на месте, но два психованных парня в одинаковых замшевых куртках в считанные минуты совершили чудо, недоступное никакому гаишнику в белой сбруе и при жезле. Кому-то ткнули кулаком в лицо, кому-то хватило устного внушения. Окружающие машины зафырчали, освобождая пространство. Очень скоро «девятка» вырвалась на простор и, рассекая воздух белой торпедой, устремилась на базу, как называли седоки имение своего Папы. Спешить они спешили, но на ласковый прием в отчем доме никто из них не рассчитывал.
Действительность превзошла самые плохие их ожидания. То, что началось после сбивчивого рассказа троицы, было даже не яростной бурей. Тайфун, торнадо, цунами и землетрясение, вместе взятые. С вулканическим извержением угроз и ругательств.
– Долболобы, твари, сучьи потрохи! – Прохаживаясь по двору вдоль неровной шеренги приумолкнувших бойцов, Хан шипел и плевался, как переполненный бурлящим кипятком чайник. – Вы мне ответите! За все ответите, падлы! Упустили, раздолбаи, Ляхова!… – Произнеся ненавистную фамилию, Хан на некоторое время потерял способность говорить связно. Его перекошенный рот выдавал один убийственный эпитет за другим, выдавал в таком изобилии, что проклятий должно было с лихвой хватить для того, чтобы Ляхов до полного тления ворочался в своем гробу. Когда запас ругательств иссяк, Хан перевел дух и поочередно смерил взглядом трех штрафников, обреченно потупивших глаза. Во дворе, затянутом сверху маскировочной сеткой, было свежо и прохладно, но Хану, который забыл набросить что-нибудь посущественнее халата, было душно, так душно, что воздух приходилось втягивать в себя очень часто и шумно. – Коммерсанту повезло, – выдавил он наконец сквозь клокотание в легких. – А вам нет. Если «лимон» не отыщется, вам звездец. Выдеру и высушу. Вас и мам ваших…
– Не надо про матушек, – тихо попросил Бур, по-прежнему не поднимая головы. Но теперь в его позе читалось не смирение, а упрямая набыченность. – Лишнее это.
– Вы только посмотрите на него! – взвизгнул Хан и одним прыжком перенесся к Буру вплотную, словно собираясь впиться оскаленными зубами ему в глотку. – Маму его не тронь!…
– Не тронь, – подтвердил Бур. – Нужны козлы отпущения, ладно. А матушку мою оставь в покое.
Колобок икнул от неожиданности. В его понимании «козел отпущения» был равнозначен «опущенному козлу». Он плохо соображал, о чем идет речь, но, услышав опасное словосочетание, инстинктивно сложил руки за спиной, прикрывая ими напрягшийся зад. Хреновая была это защита, ненадежная. И колобок злился на Бура, затеявшего ненужные пререкания.
Хан обвел взглядом лица бойцов, стараясь определить общее настроение. В большинстве ускользающих взглядов проглядывало смущение. Буру сочувствовали. Следовало или немедленно покарать его на месте, или сыграть в благородство. Хан в задумчивости отошел на несколько шагов и сказал, не оборачиваясь:
– Мать – святое, согласен. Не по делу я выступил. Но ты, – он резко развернулся к Буру, – ты, брат! Где ты был, когда барыга меня кидал? Нас всех кидал, всю семью! Что ты можешь сказать пацанам, а? Чем оправдаешься?
Настроение в рядах подчиненных резко изменилось. Теперь все смотрели на Бура, смотрели выжидательно, как стая, готовая растерзать одиночку.
– Чем оправдаюсь? – Бур пожал плечами. – А ничем. Нашей вины здесь нет. Денег при Ляхове не было, факт. Что-то он с перечислением нахимичил. А банковские мутки не по нашей части. Скажешь не так?
7
Что он сказал? Хан замер. Не строптивая речь Бура была тому виной, а напоминание о банке. Управляющий! Вот с кого нужно начинать разборки! Где телефон? Путаясь в полах халата, Хан метнулся по направлению к дому, где оставил трубку. Впервые за многие годы он спешил за нужной вещью сам, вместо того чтобы просто приказать принести требуемое. Пальцы пробежали по кнопочкам телефонной трубки. Раздался голос банкира:
– Слушаю вас…
– Слушай, слушай, – отозвался Хан. – Внимательно слушай. А когда настанет время отвечать, не говори, что ты чего-то недопонял.
– В чем дело? – Голос управляющего звучал одновременно трусливо и агрессивно, пронзительно, как у крысы, загнанной в угол. Он заранее приготовился к объяснениям и не намеревался возвращать замыленные десять процентов. Их тайну унес с собой в могилу застреленный Ляхов, и управляющий «Интербанка» не хотел проливать свет на эту темную историю. – Кто говорит?
– Говорю я, – прошипел Хан, даже не подумав представиться. – Говорю я, а отвечаешь ты. Если ты вздумал меня дурачить, то сначала придумай надпись на свою могилу. Хотя это лишнее. От тебя останется одно ухо, грязное волосатое ухо на память родным и близким. Я не шучу, ты меня знаешь.
– Никого и ничего я не знаю! – трубка в ханской руке пронзительно верещала. – Какие ко мне могут быть претензии? Ваш человек получил деньги и сразу же перевел их дальше. Теперь сами разбирайтесь! Мне от вас ничего не надо! Я выдал кредит в соответствии с законом и дальше тоже буду действовать в соответствии с законом!