Конан Бессмертный
Шрифт:
Время от времени король поглядывал на дальнюю стену, туда, где было развешано множество замечательного оружия — мечей, копий, боевых топоров, палиц и дротиков. Король рад был видеть своих подданных, занятых мирным трудом, но варвар в нем тосковал по льющейся крови, по хрусту вражеских лат и костей под ударом меча. Сегодня, конечно, подобные мысли были совсем ни к чему. Конан отвел глаза от оружия и любезно кивнул прелестной графине, склонившейся перед ним.
Множество прекрасных женщин съехалось в ту ночь во дворец. Любой ценитель поневоле призадумался бы, доведись ему избирать красивейшую, — во всяком случае,
Но если мужчины единодушно считали, что королю повезло, то и у женщин было не меньше причин завидовать королеве Зенобии. Одетый в простую черную рубаху, черные штаны и мягкие черные сапоги, Конан невольно приковывал к себе взгляд. Золотой лев Аквилонии сверкал на его груди. Кроме льва, единственным украшением был тонкий золотой обруч, поблескивавший в его черной гриве, подстриженной чуть выше бровей. И довольно было один раз взглянуть на могучий разворот его мускулистых плеч, на узкие бедра и наделенные тигриной силой ноги, чтобы понять: этот человек родился не для цивилизованной жизни.
Однако самой поразительной чертой Конана были его глаза, горевшие голубым огнем на темном, покрытом шрамами лице. Непостижимые глаза, чью загадочную глубину никто не пытался измерить. Эти глаза видели такое, что и присниться не могло веселым гостям; им случалось смотреть на поля битв, усеянные изуродованными телами, на палубы кораблей, залитые потоками крови, на дикарские казни и тайные обряды у алтарей чудовищных божеств. А руки короля в свое время сжимали и меч западных стран, и кривую зуагирскую саблю, и жайбарский нож, и туранский ятаган, и топор жителей леса — и с неизменным искусством и разрушительной мощью обрушивали это оружие равно на людей всех мыслимых рас и на нечеловеческие существа — темные порождения неназываемых царств. Да, поистине тонок был налет цивилизованности, укрывавший эту душу варвара!
И вот бал начался. Король Конан самолично открыл его, уверенно ведя свою королеву сквозь лабиринт сложных па аквилонского менуэта. Правду сказать, танцором Конан был очень неопытным, но первобытное чувство ритма помогло ему легко схватить мелодию и весьма преуспеть после считанных уроков, торопливо преподанных ему на той неделе взмокшим от усердия придворным церемониймейстером… Толпа нарядных гостей по очереди последовала примеру царственной четы. Вскоре разноцветные пары весело закружились по всему залу с его мозаичным полом, искрившимся в теплом сиянии множества свечей.
И никто не заметил легкого сквозняка, от которого чуть встрепенулось пламя на фитильках в одном-единственном канделябре. Никто не заметил светящихся глаз, окинувших танцующую толпу жадным и злобным взором из темной ниши окна. Между тем этот взгляд остановился на тоненькой фигурке в серебряном платье, которую король бережно держал в кольце своих рук. Еле слышный злорадный смешок раздался во тьме, и глаза исчезли. Тихо-тихо сомкнулись створки окна.
Но вот в конце зала пропел огромный бронзовый гонг, знаменуя перерыв в танцах. Разгоряченные гости потянулись к столам освежиться
— Я совсем запыхалась, Конан, — пожаловалась королева. — Пойду вдохну свежего воздуха!
И направилась к дверям, настежь распахнутым на широкий балкон. Король двинулся было следом, но тотчас попал в окружение дам и вынужден был задержаться. Пользуясь случаем, прекрасные гостьи засыпали Конана вопросами о его прежней жизни:
— Правду ли говорят, ваше величество, будто вы некогда были вождем диких орд в сказочном Гулистане, что в Химелийских горах?
— А верно ли, что это вы дерзким ударом спасли королевство Хауран от шемитских грабителей наемника Констанция?
— Государь, вы в самом деле были пиратом?
Вопросы так и сыпались. Конан отвечал уклончиво и кратко. Недреманый инстинкт варвара смутно предостерегал его, подталкивая вслед за Зенобией на балкон. Ему следовало защищать ее — хотя, если подумать, какая опасность могла угрожать его возлюбленной супруге здесь, в его столице, в его собственном замке, в окружении друзей и сотен верных солдат?
И все же он чувствовал беспокойство. Некое смущение в крови, говорившее о близкой опасности и неминуемом роке. Он решил довериться этому животному инстинкту и стал пробираться к балконным дверям, невзирая на мольбы и упреки прекрасных слушательниц.
Проталкиваясь вперед (чуть более бесцеремонно, нежели пристало монарху), Конан разглядел наконец серебряную фигурку Зенобии. Она стояла к нему спиной, легкий, прохладный ветерок шевелил ее волосы. Король вздохнул с облегчением. Похоже, на сей раз обостренный нюх на опасность сыграл с ним шутку. Тем не менее он продолжал идти вперед, к ней.
И вдруг тонкий силуэт королевы исчез, окутанный мраком. Зловещая черная пелена распростерлась над головами гостей; накрашенные женские губки и мужские бородатые рты с равным ужасом зашептали тайные, оберегающие слова. Ледяное дыхание Судьбы коснулось собравшихся. Земля под ногами содрогнулась от громового раската. Отчаянно вскрикнула королева…
В воцарившейся тьме Конан пантерой метнулся к балконной двери, расшвыривая с дороги знатных гостей и уставленные яствами столы. Снова послышался крик, он удалялся, как будто неведомая сила несла Зенобию прочь. Король добрался до балкона и обнаружил, что там пусто…
Конан окинул взглядом неприступные стены дворца. Никого и ничего! Тогда он поднял голову вверх — и вот высоко-высоко в лунном свете мелькнула жуткая тень, кошмарное крылатое существо, отдаленно похожее на человека. Оно держало в когтях серебристую звездочку — его жену и подругу. Несколько взмахов могучих перепончатых крыл, и тварь превратилась в точку у восточного горизонта…
Какое-то мгновение Конан стоял неподвижно, точно статуя из вороненой стали. Жили только глаза, и в них билась ледяная ярость и безысходное отчаяние. И когда он вновь повернулся к гостям, они отшатнулись так, словно он был тем самым чудовищем, что умчало прочь его королеву. Он молча пошел напрямик через зал к выходу. Он налетал на столы и стулья и опрокидывал их, сам не замечая того. Люди перед ним расступались.
У самого выхода он задержался подле увешанной оружием стены и сорвал с нее простой, тяжелый прямой меч, славно послуживший ему во множестве битв. Поднял вверх блестящий клинок и хрипло промолвил: