Конан Дойл и Джек-Потрошитель
Шрифт:
Смит рассказал, что года три назад в публичном доме, который держала Энн Зутерланд, начал регулярно бывать молодой доктор. Сначала он интересовался девицами, затем его интерес переключился на саму бандершу, женщину непривлекательную, куда старше Бьюкенена.
Смит, который служил в том публичном доме кем-то вроде вышибалы или охранника, испугался, что может потерять доверие хозяйки и работу. Потому он стал наводить справки о докторе. И узнал, что тот был женат на молодой женщине, которая покинула супруга из-за его распутства. Но никаких мер Смит принять не успел, потому что Энн поддалась чарам доктора, продала публичный дом, вышла за доктора и уехала с ним в Нью-Йорк.
Смит утверждал, что жили
Уайт вспомнил о том, что недавно присутствовал на процессе, где обвинялся человек, отравивший жену морфием. И даже вспомнил, как врачи определили, что это именно морфий, — оказывается, при смерти от отравления морфием зрачки жертвы настолько уменьшаются, что почти исчезают. Внимательный врач всегда догадается, послужил ли причиной смерти морфий.
И вот Уайт решил провести собственное расследование смерти Энн Бьюкенен. Сначала он попытался отыскать доктора. И он выяснил, что тот вернулся в свой родной город и, более того, снова женился на своей первой жене! Теперь они собираются вернуться в Нью-Йорк, чтобы получить большое наследство, оставшееся от Энн.
В беседе с одним из приятелей Бьюкенена Уайту удалось узнать, что доктор как-то похвалялся, что смог бы отравить человека морфием, но никто бы об этом не догадался. Тогда Уайт отправился к врачу, который лечил Энн и выдал свидетельство о смерти от сердечного приступа. Врач сказал, что у него вначале возникли подозрения, не имеет ли он дело с отравлением, но когда он исследовал зрачки, то обнаружил, что они ничуть не уменьшены — а это верный симптом, что морфий здесь не замешан.
Уайту стало ясно, что Бьюкенена ни в чем не обвинишь. Ведь прежде чем пойти на эксгумацию трупа, обязательно допросят лечащего врача, и его свидетельство, что морфия не было, будет решающим. А на чем тогда строить обвинение? На ненависти вышибалы публичного дома? На том, что Бьюкенен вернулся к прежней жене?
Но всё же Уайту не хотелось отказаться от этого дела — он был внутренне убежден, что Смит прав, и полагал, что если он бросит это дело, то отравитель останется на свободе, чтобы завтра снова приняться за дело. Уайт решил встретиться с Бьюкененом.
Уайт отыскал его в ресторанчике. Тот оказался совершенно ничтожной личностью в толстых очках. Уайт долго разговаривал с ним, пытаясь сбить с толку неожиданными вопросами, но Бьюкенен был совершенно спокоен и ничего не опасался.
Уайт разговаривал с ним, и в голове всё время вертелась мысль: что же неладно в образе Бьюкенена, что же. смущает? Кого тот ему напоминает? И, уже расставаясь с Бьюкененом, он вспомнил!
Когда-то у Уайта был приятель, страдавший глазной болезнью. Он часто ходил к окулисту для обследования глазного дна. И возвращался со странно расширенными от атропина зрачками. И вот такие расширенные зрачки были у Бьюкенена. А что, если он, после смерти Энн, накапал ей в глаза атропина? И от взаимодействия морфия и атропина зрачки остались нормального размера?
Уайт бросился к медсестре, которая ухаживала перед смертью за Энн, и та вспомнила, что Бьюкенен лечил жену от какого-то глазного недуга и капал ей в глаза капли.
Уайту удалось добиться эксгумации. В теле Энн обнаружили большое количество морфия.
Суд над Бьюкененом начался в марте 1893 года. Он продолжался долго и превратился в спор между химиками и патологоанатомами. Защита строилась на том, что некоторые трупные яды могут давать те же реакции,
В те же годы определился прогресс и в других областях криминалистики. В ней возникли направления, которых ранее не существовало. Например, баллистика. Дело шло к возникновению полицейских лабораторий и созданию специальной должности экспертов-криминалистов.
Впрочем, криминалистика развивалась во всём мире довольно неравномерно. И если говорить о торжестве научных методов, то Великобритания оставалась далеко позади, она отставала не только от Франции, но в некоторых аспектах и от Аргентины.
И очевидно, нужен был только толчок, чтобы общественное мнение страны проснулось и потребовало перемен.
Этим толчком стал Джек-потрошитель.
Началась эта история 7 августа 1888 года в одном из самых бедных районов Лондона, застроенных ветхими домами, населенных народом нищим и далеко не всегда честным.
Жильцы дома, называвшегося Джордж-Ярд, муж и жена Махони, вернулись к себе в квартиру в два часа ночи. Ничего подозрительного на лестнице они не увидели. Через полтора часа домой вернулся другой жилец, шофер такси. Поднимаясь по темной лестнице, он заметил на площадке второго этажа скорчившуюся фигуру. Он решил, что на лестницу забрел пьяница. В пять утра, когда уже начало светать, третий жилец по имени Джон Ривс пошел на работу. Когда он проходил по площадке второго этажа, он тоже заметил лежащую фигуру, но смог разглядеть, что человек лежит в луже крови. Тогда жилец решил сообщить в полицию.
Приехавшие полицейские установили, что это тело Марты Тернер, тридцати пяти лет, проживавшей неподалеку. Марта была проституткой. Полицейский врач насчитал на ее теле тридцать девять глубоких ран, нанесенных, по крайней мере, двумя ножами.
Убийства не были в диковинку в том районе, а о проститутке некому было жалеть. Так что этот случай был лишь отмечен в протоколе, но внимания прессы или полиции не привлек.
Через три недели в том же районе кэбмен, проходивший в четыре утра по Бакс-Роуд, заметил в канаве смятый кусок брезента. Брезент мог пригодиться, поэтому кэбмен подошел к канаве и тут понял: то, что показалось ему брезентом, было молодой женщиной, мертвецки пьяной или мертвой. Тут кэбмен услышал шаги — по улице спешил еще один ранний прохожий. Кэбмен подозвал его, и вместе они склонились к женщине. Кэбмен зажег спичку, и тогда стало ясно, что горло женщины перерезано.
Полиция опознала убитую как Мэри Николс, проститутку, которую в последний раз видели сильно пьяную в половине третьего ночи. В мертвецкой врач обнаружил, что женщина не только зарезана, но и выпотрошена.
На следствии врач уверенно заявил, что преступник разбирается в хирургии, к тому же он утверждал, что это тот же человек, который убил Марту Тернер.
К тому времени, когда врач сделал это заявление, всё внимание лондонских газет было уже приковано к таинственному убийце. Так как 8 сентября, через неделю после убийства Мэри Николс, он настиг свою третью жертву, Энни Чепмен, вдову средних лет, которая также занималась проституцией и ночевала в ночлежках. В ту ночь она объявилась у своего постоянного места около двух часов, но туда ее не пустил сторож, потому что она была пьяна и без денег. Поскандалив со сторожем, Энни сдалась и отправилась снова на панель заработать требуемые для ночлега четыре пенса.