Конан Дойль на стороне защиты
Шрифт:
В истории Слейтера, растянувшейся на два десятилетия, отразились как положительные черты, составлявшие дух того времени, – отвага, справедливость, верность научным принципам, так и отрицательные: классовые предрассудки, ханжеское отношение к полу, ксенофобия, национализм, антисемитизм. Понятия же чести, репутации, джентльменского поведения, которыми была пронизана вся эпоха, более других соображений руководили поступками – благородными и не очень – многих действующих лиц, включая Конан Дойля и Слейтера. Тесные взаимоотношения этих двоих достигли кульминации в 1929 году, когда общение, в остальном целительное и сближающее, завершилось, по словам Конан Дойля, «болезненным и отвратительным исходом» именно в
По сути «Конан Дойль, свидетель защиты» – книга о классовой принадлежности: о тех резких оценочных суждениях, подобных сомнительным диагностическим инструментам, которые в любую эпоху используются для отделения «своих» от «чужих». В частности, дело Слейтера иллюстрирует, какими способами эти грубые классифицирования – иконографии инакости – отражают характер эпохи и страхи, присущие культуре большинства. Кроме того, его история – иллюстрация того, каким образом эти предрассудки укрепляются законодательной властью и судами.
Дело Слейтера, вобравшее в себя страсти и предубеждения викторианских времен, по сей день остается поразительным двусторонним зеркалом той эпохи. Более того (и, начиная работу над книгой полдесятилетия назад, я не могла предвидеть такого исхода), история Слейтера с ее конфликтом между разумом и крайне коварной разновидностью неразумия, называемой также этнической нетерпимостью и проявившейся в общественной практике «расиализации преступности», стала точнейшим отражением и нашей эпохи.
Пролог
Заключенный 2988
В день 23 января 1925 года Уильям Гордон, незадолго до того известный как заключенный 2988, был освобожден из Питерхедской тюрьмы – викторианской крепости на суровом северо-восточном берегу Шотландии. Гордон, скорее всего, остался бы неизвестен истории, если бы не важная анатомическая подробность: он носил зубной протез. Под протезом, скатанная в крошечный свиток и обернутая для сухости в обрывок лощеной бумаги, в тот день скрывалась отчаянная записка от такого же каторжника. Тюремщики, тщательно обыскавшие Гордона перед освобождением, даже не подумали посмотреть на десны. И записка, благодаря которой со Слейтера почти через три года снимут приговор к пожизненной каторге, попала в свободный мир.
Все прежние попытки освободить Слейтера предпринимались его адвокатами, нынешний же отчаянный замысел принадлежал ему самому. Записку, написанную карандашом на клочке тонкой оберточной бумаги, он тайком передал Гордону во время собрания в тюремном дискуссионном клубе. Неприметный бумажный катышек был здесь единственным верным способом сообщить друг другу информацию: как и в большинстве английских тюрем того времени, в Питерхеде поддерживался режим принудительного молчания. Заключенным, которых круглые сутки охраняли вооруженные стражи, позволялось разговаривать друг с другом лишь в случаях, напрямую связанных с работой. К 1925 году Слейтер уже успел получить наказание за попытку перекинуться несколькими словами с другим заключенным через вентиляционное отверстие между камерами.
Записка Слейтера, ныне ломкая и выцветшая, сохранилась в архивах Библиотеки Митчелла в Глазго. Демонстрируя характерное для Слейтера правописание, пунктуацию и синтаксис, она гласит:
Гордон старина, всячески желаю вам всего наилучшего и если захотите то пожалуйста сделайте для меня что можете. Выскажите английской общественности свое мнение обо мне, касательно личности и также в других отношениях. Вы тесно общались со мной 15 лет и потому вполне к этому способны.
Дружище, держитесь подальше от тюрьмы, но особенно от этой богом забытой дыры. Прощайте Гордон, мы, пожалуй, вряд ли увидимся вновь, но будем жить в надежде, что может быть и по-другому.
P. S. Пожалуйста не забудьте списаться или встретиться с Коннан Д…
Наказ Слейтера Гордон выполнил; это можно заключить по второму посланию – анонимному письму, дошедшему до Питерхеда в середине февраля. Адресованное Слейтеру, оно сообщало:
Лишь несколько строк в попытке вас подбодрить. У вас верные друзья во внешнем мире, которые делают ради вас все возможное, поэтому не теряйте стойкости. Сэр Артур Конан Дойль велел передать, что все его симпатии на вашей стороне и вся сила его участия ляжет на весы от вашего имени… Нам хотелось бы получить от вас весточку, если вам позволено писать. Пока же не теряйте мужества и надежды на лучшее и будьте уверены, что мы делаем для вас все возможное.
Тюремщики задержали это письмо, авторство которого, как они считали, принадлежало Гордону. Но, хотя Слейтер этого не знал, его взволнованное послание выполнило свою миссию: оно убедило Конан Дойля, уже давно предпринимавшего энергичные, но безрезультатные попытки смягчить наказание, вновь взяться за дело.
Преступление, из-за которого Оскар Слейтер едва избежал виселицы, представляло собой, по словам недавно умершего писателя ХХ века, «случай убийства, которое в уголовной истории часто называли беспримерным». Преступление было ошеломляюще жестоким, его жертва – рафинированной, состоятельной и изрядно эксцентричной. Стремясь побыстрее раскрыть дело, полиция вскоре объявила, что нашелся подозреваемый: 36-летний Оскар Слейтер, который в тот год приехал в Глазго с молодой любовницей, считавшейся певицей варьете, но в действительности, вероятно, зарабатывавшей проституцией.
В Глазго Эдвардианской эпохи Слейтер по всем меркам соответствовал образу преступника. Иностранец родом из Германии, при этом еврей и фат. Его сомнительный образ жизни оскорблял чувства современников: Слейтер объявлял себя то дантистом, то торговцем драгоценными камнями, однако на жизнь зарабатывал, по мнению окружающих, азартными играми. Даже прежде описываемого убийства полиция Глазго наблюдала за ним в надежде арестовать его как сутенера. (Выражаясь в благопристойной манере, свойственной тому времени, ему собирались вменить в вину «безнравственное ведение дома».)
Суд над Слейтером состоялся в мае 1909 года в Эдинбурге, обвинение строилось на косвенных доказательствах и открытой фальсификации. «Косвенные доказательства очень ненадежны, – писал Конан Дойль. – С виду они могут четко указывать на одно, но если немного сместить точку зрения, то может выясниться, что они с той же неуклонностью указывают совершенно на другое». Эти слова Шерлока Холмса из рассказа 1891 года «Тайна Боскомской долины» точнейшим образом предвозвестили дело Слейтера.
Суд присяжных после 70 минут совещания признал Слейтера виновным, и судья приговорил его к повешению. Приговор был окончательным: судебные решения в Шотландии того времени не обжаловались. (Помилования, случавшиеся время от времени, были прерогативой английского монарха.) К тому времени, когда почти через три недели приговор заменили пожизненными каторжными работами, Слейтер успел отдать распоряжения относительно собственных похорон. В Питерхеде, куда его перевезли, ему предстояло почти два десятка лет мерить шагами крошечную камеру, рубить гранит и браниться с тюремщиками.