Конан и алтарь победы
Шрифт:
— Бояться,— машинально поправил Конан и задумчиво добавил, глядя в спину ничего не подозревающего Ловара: — Я тоже нет понимать…
Ночью в палатке он тихо спросил Омигуса:
— Тогда, в пещере, когда наш новый друг накрыл вас защитным колпаком, ты не заметил ничего странного?
— Странного? — лениво зевнул цирковой маг и накрылся шкурой.— Не-а, Я спал как убитый. А что?
— Да так…
Желание заглянуть в мешок Ловара не оставляло Конана но колдун постоянно держал котомку под рукой, а ночью клал под голову. Киммерийцу удалось лишь ощупать содержимое через материю, пока хозяин спал. Он обнаружил нечто шарообразное, что-то наподобие
На шестой день путникам крупно повезло: они увидели на дне расселины судорожно дергающегося в тщетных попытках подняться горного козла. Животное, очевидно сорвалось со скалы и сломало передние ноги. Глаза его в ужасе смотрели на приближающихся людей. Киммериец вонзил кинжал прямо козлу в сердце. Теперь у них было вдосталь мяса.
На шестой день путешественники почти достигли конца расселины — уже отчетливо был виден гигантский, припорошенный снегом оползень, взобравшись по которому они сумели бы наконец высвободиться из плена гор и снегов. Но тут на их пути встало новое препятствие: огромная трещина пересекала расселину от стены до стены. Дна видно не было, лишь холод и мрак струились из ее глубин. Конан кинул вниз камушек, и меньше чем через секунду люди услышали, как он ударился о ледяное дно.
— Неглубоко,— сообщил он.— Надо спускаться. По-другому нам на ту сторону не переправиться.
— Не надо спускаться! — в ужасе воскликнул Толстяк.— Там нас ждут демоны, они заберут меня в Ад, они нас всех заберут!..
— Омигус, давай веревку,— не обращая внимания на работорговца, приказал Конан.— Я спущусь первым и посмотрю, что там и как, и если все спокойно, вы — следом.— Он чиркнул кресалом, запалил факел и еще раз заглянул в мрачный провал. Света факела не хватало, но внизу явственно сверкали искорки льда.— Совсем неглубоко. Только держите крепче.
— Конан, будь осторожнее,— обеспокоено сказала Луара.
— Пустяки,— ободряюще улыбнулся он.— Мы уже почти дошли. Осталось совсем немного.
— Совсем-совсем немного,— захихикал, приплясывая на месте, Толстяк.— Демоны поджидают тебя там!
Никто и не подозревал, насколько прав был этот полубезумный бедняга…
Киммериец обвязался веревкой, и друзья медленно опустили его в трещину.
Действительно, она оказалась неглубокой — в три человеческих роста. Конан поднял факел над головой, и все вокруг засияло, засверкало, вспыхнуло мириадами искр холодного огня…
Он стоял около входа в обширную полукруглую пещеру; с потолка свисало множество неохватных сталактитов, похожих на хрустальные колонны в цитадели сказочной Повелительницы Зимы. Намертво вмороженные в пол, тут и там стояли ледяные скульптуры в человеческий рост: вот старик поднял руку, словно защищаясь от кого-то, вот маленький мальчик указывает пожилой женщине куда-то вдаль, а вот — поверженный воин, бессильно склонивший голову на плечо…
Всего было фигур двенадцать. Но откуда тут? И кто — или что — их скульптор?.. Конан обошел изваяния, вглядываясь в их лица и поражаясь их удивительному сходству с живыми людьми. Ледяные скульптуры,
Поскальзываясь на каждом шагу, киммериец приблизился к пролому, выглянул.
Пологий склон вел вниз, теряясь в туманной дымке, а дальше расстилалось целое море песка…
Пустыня.
Они все-таки дошли! Горы не убили их! Сердце киммерийца переполнилось восторгом, и он мигом забыл о зловещих скульптурах.
— Конан! — вдруг раздался сверху гулкий голос Ловара, и эхо заметалось под ледяными сводами: «Ко-нан! …ааа…нан! …нан!»
— Я здесь! — закричал он в ответ.— Сюда, я выход нашел!
Северянин вернулся к веревке и помог друзьям спуститься.
— Туда,— указал он.— Там выход. Там конец нашим мытарствам. Мы перешли через горы, а?!
И, не в силах сдержать восторг, Конан громко расхохотался. Спустя мгновение смеялись уже все… Лишь Толстяк не разделял общей радости.
Но горы не собирались так просто отпускать людей, дерзнувших проникнуть в их владения.
— Смотрите! — крикнула Луара, разом посерьезнев.
Толстяк тоненько заверещал.
Раздался тихий треск, шорох… Одна за другой ледяные фигуры поворачивали к ним свои белые головы, смотрели I на людей незрячими глазами. По полу потекли струи белесого тумана.
Конан отбросил в сторону факел и выхватил меч.
Протягивая к ним несгибающиеся руки, медленно, с трудом переставляя ноги, с которых при каждом шаге сыпалась ледяная крошка, скульптуры неотвратимо надвигались. Две из них — юная девушка в шубе до пят и худощавый мальчик в сшитом из шкур плаще — уже загораживали выход. Остальные сжимали людей в смертоносное кольцо Стояла полная тишина.
Неожиданно дохнуло такой стужей, по сравнению с которой холод всех горных вершин мира казался лишь прохладой летнего вечера.
— Что это? — испуганно спросила Луара.
— Это,— медленно проговорил Конан, не отводя глаз от приближающихся фигур,— это «живой мороз»…
Стражи гор теснили людей к противоположной от выхода стене…
— Что же делать, Конан? — в панике закричал Омигус.— Нас же всех сейчас сожрут!..
— Ловар, ты говорил, что холод тебе не страшен…— торопливо проговорил киммериец.
Колдун беспомощно покачал головой:
— Нет, варвар, боюсь, против этого моя сила не поможет…
Вдруг одна из фигур быстро метнулась к Ки-шон. Вскрикнув, цирковой маг оттолкнул девушку в сторону — и вовремя: статуя лишь задела левую руку кхитаянки… Впрочем, и этого оказалось достаточно.
То место, где к плоти прикоснулся «живой мороз», тут же вспыхнуло пушистой белизной, стремительно распространившейся до самого локтя, будто кхитаянка окунула руку в ведро с белой краской. Когда Омигус толкнул ее, Ки-шон неловко упала прямо на эту руку…
Такого Конану еще не приходилось видеть: рука вдруг разбилась на тысячи звонких льдистых осколков, от нее осталась лишь безобразная культя…
Ки-шон зашипела, как дикая кошка, и, не поднимаясь с пола, выхватила кинжал. Омигус быстро оттащил ее за ближайший сталагмит; морозное создание промахнулось.