Конан и лик Зверя
Шрифт:
Арапша замолчал, но по его лицу было видно, чего это ему стоило. Грудь туранца бурно вздымалась и опускалась от едва сдерживаемых чувств. «Не переиграл бы»,— с легким беспокойством подумал Радхар и вновь обратился к Конану.
— Разве ты не согласен со мной? Если заставит нужда, то ты будешь за любого из своих людей драться, не щадя себя, верно?
— Верно,— кивнул киммериец,— но мне и в голову не придет разнимать их, если это не угрожает общему делу. Тут Арапша прав — он уже вышел из того возраста, когда ему нужна нянька.
— Арапша горд,— тихо ответил Радхар,— не останови я его, он бы дрался с тобой
— Может быть, но такова, значит, судьба, уготованная ему вашим Эрликом! — Конан начал злиться всерьез.— Отойди, дружище Радхар, не лезь не в свое дело!
— Арапша, сними куртку! — приказал Радхар, оборачиваясь к бывшему гвардейцу. Арапша в замешательстве отступил на шаг.
— Но, Серый…
— Сними куртку! — В голосе Радхара, обычно мягком и спокойном, зазвенела сталь. Арапша закусил губу и, не пытаясь больше спорить, левой рукой принялся распускать шнуровку короткой кожаной куртки без рукавов. В правой руке он по-прежнему сжимал саблю.
— Оставь ты свою железку! — рявкнул Радхар, теряя терпение.— Шевелись!
Арапша со злостью вогнал клинок в землю, как незадолго до этого поступил сам Радхар, и двумя руками рванул полы куртки.
Мунгане взволнованно загудели, Конан насупил брови и покачал головой. Чуть ли не через весь живот, почти до паха тянулся багровый шрам, едва зарубцевавшийся. Тонкая струйка крови медленно сбегала вниз, и полотняный пояс его широких шелковых штанов уже изрядно намок. Арапша, бледный как саван, стоял закусив губу и смотрел куда-то поверх голов Радхара и Конана.
«Отлично,— удовлетворенно подумал Радхар, — он играет лучше любого мима в Аграпуре. Недаром я столько времени его натаскивал.»
Шрам на животе Радхар сделал Арапше сам. С точностью, которой позавидовал бы любой лекарь, одним взмахом кривого серповидного ножа снизу вверх, так чтобы не повредить брюшину. Разрез получился болезненный, но неглубокий. Он еще долго колдовал, чтобы придать шраму более ужасный вид, и только после этого наложил швы. Арапша во время операции стонал, но вел себя достаточно сносно, и Радхар остался им доволен. Выждав два дня, он выехал в направлении лагеря Конана. Обреченная сотня лучников Хоарезма, якобы предупрежденная некими доброхотами о маршруте Серого, почти настигла его. Радхар знал, где он встретит отряд мунган, и знал, что они не оставят его в беде. Знал он и о том, что ждет хоарезмийцев. Что ж, такова их судьба, как любит повторять киммериец.
А Конан в это время уже вкладывал саблю в ножны.
— Что ж, придется подождать,— почти равнодушно бросил он.— Пока рана не заживет.
Разбойники загалдели, явно одобряя слова своего вожака. Губы Арапши искривились, словно он собирался сказать что-то оскорбительное, но взгляд Радхара остановил его.
— Хорошо,— только и сказал он, набросив на плечи куртку.
— Как это его угораздило? — спросил Конан, кивнув на Арапшу.
— Юэтши,— коротко ответил Радхар.
— Да ну? — удивился Конан.— Рыбаки — народ безобидный, их ничто, кроме рыбы, не интересует. Сказать по чести, кажется, что думать о чем-то другом у них просто мозгов не хватает. Что Арапша с ними не поделил?
— Женщину,— так же коротко бросил в ответ Радхар.— Послушай, Конан, если ты раздосадован тем, что Арапша не может драться с, тобой, то я…
Серый замолчал, видя что киммериец его совсем не слушает. Северянин сложился пополам в приступе хохота. Смеялись и стоявшие поблизости мунгане, слышавшие его слова.
— О, Кром! — Конан вытер слезы, выступившие от смеха.— Хотел бы я посмотреть, как Арапша забавляется с одной из этих… этих…
Не найдя подходящего слова, Конан махнул рукой и снова захохотал.
Радхар нахмурился и осмотрел гогочущую толпу, толком не зная, что ему делать. Во всяком случае, мечте о поединке с Конаном пока суждено оставаться только мечтой.
Первая кровь должна стать и последней! Сейчас надо думать и думать очень быстро, что он сказал не так.
Шпион не дожил бы до своих лет, если бы не умел мгновенно соображать. Он вспомнил, как выглядят женщины юэтши и понял, что так развеселило варвара.
Радхар вынужденно усмехнулся и развел руками:
— Последнее время мы сильно скучали по женщинам. Арапше воздержание давалось тяжелее, чем остальным, ну, а когда он совсем взбесился, то ему было уже все равно на кого бросаться — на юэтши или кобылу.
— Клянусь своим клинком, Арапша, я тебя зауважал! — воскликнул Конан.— Но по мне, так лучше кобыла!
Новый взрыв хохота был ответом на грубую шутку северянина. Радхар с беспокойством поискал глазами Арапшу, опасаясь, что озлившийся на насмешки туранец выдаст его неосторожным движением, но Арапша уже скрылся в стане.
Конан хлопнул шпиона по спине.
— Пойдем, дружище Радхар! От смеха в горле пересохло, словно я неделю скакал по пустыне. Ну, надо же, юэтши! В вонючих шкурах, пропахших рыбой, грязь слоями отваливается, а все равно кожи не видно… Клянусь Четырьмя Стихиями, даже Деркэто не соблазнила бы меня, если бы я вдруг узнал, что она с юэтши в родстве!
Слова были произнесены, и порой одно неосторожное слово может круто изменить судьбу многих людей и целого королевства.
Радхар получил-таки, чего хотел: сошелся с Конаном один на один и дрался с ним какое-то время. Никакого удовлетворения он от этого поединка не получил, ибо был наполовину пьян, несмотря на специально заговоренный против пьянства перстень, который он не забыл повернуть камнем вниз после первой же чаши, как полагалось. Слабым утешением служило сознание того, что без этого талисмана он бы уже валялся без памяти, как многие из воинства Конана и, без сомнения, все или почти все его люди, для которых магических перстней не предусматривалось.
Но для себя Радхар понял, что киммериец, на котором почти не сказалось неимоверное количество выпитого, не тот противник, с кем можно биться с пьяных глаз. Царапина на левом плече и распоротая штанина Радхара говорили об этом яснее ясного.
Не утешало даже то, что ярко-красная туника северянина приобрела три новые дырки, которые не сделали ее красивее. Что толку — ни один удар шпиона даже не оцарапал варвару кожу.
Но мунгане были в восторге от поединка. От их воплей звенело в ушах, тут и там, воодушевленные примером своих вождей, отчаянные головы выхватывали сабли и сходились в лихой рубке. Иные просто начинали бороться, а кое-кто решил попробовать свои силы в кулачном бою. Кто-то пустился в пляс под дикое уханье и пронзительные крики.