Конан и пророк Тьмы
Шрифт:
— Живее, лентяи! Подохли там, что ли?
— Иду, иду! — Загромыхал отодвигаемый засов, скрипнули петли распахиваемой калитки.
— Чей дом? Кто таков? — Вопросы сопровождались цокотом копыт и звяканьем оружия.
— Дам всем известного купца Махара. Торговца тканями. Я же — его приказчик по имени Фагнир. А самого купца в доме нет.
— Про сбежавшего гладиатора слыхал?
— А как же! Не под землей, чай, живем.
— Подозрительного ничего не видел?
— Никак нет, господин офицер.
— Увидишь, услышишь — зови нас. Не сможешь позвать — зажигай факел, установи на крыше. Про награду слыхал?
— Никак нет, господин офицер.
— Тысяча золотых тому, кто возьмет негодяя живым, полтысячи
Раздался дружный смех не менее чем из десятки глоток, а миг спустя — удаляющийся перестук копыт.
— Расквась мне нос, зуб выбей, привяжи к бочке! — взмолился Фагнир, когда запер калитку, обернулся и увидел вышедшего из-за крыльца гладиатора.— У меня чуть сердце от страха не выскочило. Я протрезвел! Совсем! — Он опять рухнул на колени.
— Зуб оставь себе. Заработал. Идем, запру тебя в погребе. Вот тебе доказательство, что здесь был беглый гладиатор; оправдаешься. На, держи. В подарок и в качестве алиби.— И Конан, сняв с головы, швырнул купеческому слуге бронзовый Шлем, сорванный с убитого туранца.
Киммериец заточил Фагнира в погребе, что равносильно, усмехнулся про себя варвар, заточению кошки среди крынок с молоком, и вернулся в покинутый зал. На пороге ведущего в глубь дома проема Конан увидел мокрые следы босых ступней. Значит, услыхав стук и крики, амазонка выбежала посмотреть, что происходит. Обнаженная, с саблей… Красивое, должно быть, зрелище…
Ударом в небольшой медный гонг сатрап Хашид вызвал полуобнаженных девушек с опахалами; омываемый ласковыми волнами прохладного воздуха, он откинулся на шелковые подушки и позволил телу расслабиться. Телу, но не уму. На лице его блуждала довольная ухмылка.
Денек выдался жаркий — жаркий во всех смыслах. Несмотря на то что близится вечер, солнце на улице по-прежнему печет немилосердно, загоняя прохожих в прохладу садов и питейных заведений. Лишь стражники жарятся под его испепеляющими лучами, способными, кажется, растопить даже камень. А во дворце тишина и тень, хотя стены вроде бы все еще сотрясаются от недавних криков брызжущего слюной шаха Джумаля — Джумаля взбешенного, Джумаля умоляющего, Джумаля угрожающего, Джумаля убеждающего…
Но это все ерунда. Не о том надо думать, не о том.
Только что, чуть ли не падая перед сатрапом на колени шах просил, требовал, канючил и приказывал. Нет, он, Джумаль, не отказывается от спора, он незамедлительно вручит ему, Хашиду, проигранный смарагд… Смарагд, а в придачу ту самую груду золота, что по весу равна шахскому верблюду вместе с упряжью. Однако взамен Хашид должен предпринять все возможные шаги к тому, чтобы проклятый гладиатор был пойман и доставлен Джумалю. Живым. Он, Джумаль, готов покрыть все издержки, связанные с поимкой беглого раба, и даже назначить особую премию тому, кто притащит негодяя во дворец. Неужели досточтимый Хашид откажется от столь заманчивого предложения? Ведь раба все равно будут искать, так разве денежное вознаграждение не ускорит поиски? Разве груда золота весом с верблюда отяготит личные закрома сатрапа? Вспомни, мой светозарный хозяин, как этот дикарь чуть не лишил жизни твоего гостя золотым кубком! Вспомни, что он убил моего верного телохранителя… и главное — моего сына! Неужели ты откажешься помочь мне? Что стоит жизнь какого-то раба по сравнению с жаждой любящего отца отомстить за любимого сына! А ведь в своей отцовской мести я не остановлюсь и перед тем, чтобы послать сюда свои отборные войска, подумай об этом, мой любезный Хашид!..
Хашид слушал увещания своего сиятельного гостя, снисходительно ухмылялся и
Что ж, пора начинать охоту на дикого зверя. В городе, где охране известен каждый закуток, каждый камень в стенах, рабу спрятаться не удастся. Пойман он будет еще до рассвета.
Джумаль отбыл в свои покои, а Хашид, овеваемый широкими опахалами, трижды ударил бронзовым молоточком в гонг.
— Начальника городской стражи ко мне,— приказал он вошедшему и склонившемуся в почтительном поклоне слуге.— И пусть разыщут мага Ай-Берека. Он мне нужен. После этого принеси мой кальян.
«До рассвета его поймают»,— повторил Хашид про себя…
Однако никто не ожидал, что еще до рассвета в город войдет Смерть.
Конан машинально двинулся по этим мокрым следам, что оставила за собой покинувшая купальную чашу амазонка, и размышлял о том, как быть дальше. Остаться еще на некоторое время в этом сравнительно безопасном доме было бы наилучшим решением — всяко спокойнее, чем носиться по городу, где тебя ищет каждая собака в надежде получить обещанную награду… К тому же, в какие бы одежды, найденные в гардеробе купца, они ни вырядились, такая парочка — черноволосый мускулистый гигант с огромным двуручным мечом и вооруженная черноволосая же красавица — наверняка привлечет к себе внимание. Внимание потянет за собой вопросы, вопросы вызовут подозрение… И что дальше? Очередная битва со стражей? Неизвестно, чем она кончится: охранники уже предупреждены о силе и ловкости беглецов, поэтому навалятся всей кучей; не умением возьмут, так количеством… А с другой стороны, нужно как можно быстрее выбраться за пределы городских ворот, а уж там ищи ветра в поле.
На ночь ворота закрываются, и с наступлением сумерок покинуть Вагаран станет вовсе невозможно. Так что же предпринять? С бабой этой посоветоваться, что ли? Для женщины она вроде бы неплохо соображает…
Следы привели Конана в комнату, где купец, по-видимому, отдыхал от дневных трудов. На полу расстелен большой пушистый ковер, на нем в живописном беспорядке разбросаны шелковые цветастые подушки. Красная, почти невесомая ткань, закрепленная где-то под потолком, мягкими волнами струится вниз и превращает это ложе в весьма уютное гнездышко. Стены задрапированы мягких тонов занавесями; в углу дожидается хозяина вместительный, покрытый причудливым орнаментом кальян.
Амазонка находилась здесь — при сабле, как и предполагал Конан. Но, к его величайшему сожалению, была она не обнаженной: дикая кошка закуталась в кусок белой материи, очевидно, служившей полотенцем обитателям дома, и из-под него выглядывали лишь босые ступни да круглое, смуглое плечико. Недурной, надо заметить, формы плечико — учитывая, с какими легкостью и непринужденностью девица владеет мужским оружием.
— Я, кажется, предупреждала: кто сунет свой поганый нос — убью,— заявила она, отвлекшись от разглядывания украшений на стенах и повернувшись к вошедшему варвару.