Конан-изгнанник
Шрифт:
— О совершенный, я был бы счастлив, если бы мог с уверенностью сказать, что моя вера крепка. Но греховные страхи и сомнения не дают мне покоя…
— Тогда ты правильно поступил, отправившись в путь по пустыне. — Слова Солона были едва различимы, так как рот его был забит деликатесами, которые он перетирал беззубыми деснами, помогая себе костлявыми пальцами. Проглотив очередной кусок, старый мудрец продолжил: — Знаешь ли ты, что эта труднопроходимая территория — место, где собрано все таинственное и даже священное? Пилигримы приходят сюда, чтобы найти жесткую, неприкрашенную реальность, а обнаруживают, что у реальности больше одеяний и масок, чем у группы коринфийских комедиантов. Эта пустыня — страна миражей, галлюцинаций, призраков и бредовых видений. Здесь мало съедобных растений, а те, что можно съесть, не отравив тело, отравляют душу и разум. Все эти грибы, кактусовые соки, все они открывают новое, внутреннее зрение.
Старик снова начала жевать, и опять его слова превратились в непонятную кашу.
— К тому же настоящий мистик знает, что нет лучшего наркотика для вызова демонов и духов, чем боль, страдания, усталость, голод и жажда. А уж Вотанта постарался, чтобы этого добра здесь хватало. Это место само провоцирует в человеке все то, что может помочь вызвать призрак или демона.
Поглотив все принесенное до крошки, не предложив ничего гостю, Солон вытер губы парчой.
— Здесь, где не бывает ненужных соглядатаев, сама земля обнажает себя. Да что там — она раскрывается до самых костей и внутренностей. — Махнув рукой, Солон нырнул в тень пещеры.
Поняв жест старика как приглашение, Куманос последовал за ним. После яркого солнечного света его глаза долго не могли привыкнуть к темноте. Несколько раз жрец довольно больно ударялся головой о какие-то выступы, спускавшиеся с и без того невысокого потолка туннеля. Когда зрение вновь вернулось к Куманосу, он различил, что эти странные штуковины светлее, чем остальная часть потолка. При ближайшем рассмотрении они оказались гигантскими костями — твердыми и массивными, будто гранитными. По крайней мере, они были прочнее окружавшего их песчаника, словно выкопанного вокруг них, чтобы дать возможность увидеть весь скелет.
Продвигаясь вслед за Солоном, Куманос добрался до сравнительно просторного помещения, где можно было стоять в полный рост. Из всех стен торчали фрагменты скелетов, в которых угадывались похожие на змей рыбы, ящероподобные птицы и другие создания, о которых Куманос не слышал. Пещера имела какой-то зловещий вид, словно порождение кошмара, особенно в кроваво-красном свете садящегося солнца, пробивающемся через туннель от входа. Привыкнув к полумраку, Верховный жрец смог различить множество деталей. Например, он заметил, что старик повязал себе парчовую тряпицу вокруг шеи, на манер шарфа, дополнив таким образом свой скудный гардероб. При этом отшельник не переставал говорить:
— Как видишь, некогда это место было чем-то вроде кладбища драконов. Хотя, возможно, все эти кости принесло сюда каким-нибудь оползнем или наводнением.
Он с гордостью показал на огромный позвоночник, распластанный под потолком пещеры, на ребра, спускавшиеся от него вниз наподобие колонн. Шея неведомого исполина спускалась к дальнему концу пещеры, где из стены торчал шипастый череп с усеянным острыми зубами челюстями. Один из шипов торчал прямо из тела, словно длинный кинжал. В общем, это чудовище напоминало гигантскую длиннохвостую и длинношеюю рыбу, в желудке которой, могли запросто поместиться несколько человек.
— Такие существа населяли эту пустыню многие годы назад, — произнес старик, — и кто знает, быть придет тот день, когда волей богов они снова оживут. Смотри, — показал он на плоские и острые осколки костей, прислоненные к стене, — при помощи этих инструментов я расширил пещеру, заодно облегчая будущую работу богов. А здесь, в самом дальнем конце моего убежища, — источник моих сил и награда за работу.
Подведя Куманоса к нише в дальней стене, отшельник откинул грязную тряпку, служившую занавеской. За ней в глубине ниши оказался источник. Капли воды стекали по свисавшей с потолка широкой кости и звонко падали в подставленный перевернутый череп одного из чудовищных пещерных созданий. Солон опустил в воду сложенные ладони и одним большим глотком осушил почти весь сосуд. Затем он кивнул на оставшуюся воду, предлагая Куманосу освежить горло. Жрец скромно отказался, повернувшись спиной к источнику.
— О Совершенный, — сказал он, — я пришел не для того, чтобы утолить жажду, осушив скудные запасы влаги, но утолить жажду мудрости. Наш великий Вотанта, устами короля Анаксимандра, поставил передо мной трудную задачу… а я не уверен, что нахожусь на истинном пути к ее решению.
— Я понимаю твои страхи и сомнения. Сами небеса сейчас вступили в войну. Знамения говорят, что близится тот час, когда сам Вотанта вновь спустится к нам на землю. Не каждому из поколений выпадает такая честь — встретиться своими смертными глазами со взглядом спустившегося с небес божества. Конечно, такая встреча будет означать смерть для каждого, удостоившегося такого лицезрения.
Опустившись на четвереньки, отшельник заполз в дальний угол, где сел, поджав ноги, на засаленную грязную циновку.
— Не смерть, как таковая, страшит меня, — сказал Куманос, падая перед старцем на колени. — После встречи с Великим я вряд ли буду цепляться за свою бренную жизнь. Но… как он будет выглядеть во плоти, смогу ли я, ничтожный, достойно встретить его? И главное… — он опустил бритую голову к ногам отшельника, — а что будет с теми смертными, чья вера в Вотанту не столь сильна, кто цепляется за земную жизнь? А ведь есть еще и чужеземцы, которые, не ведая, что творят, верят в своих собственных, ничтожных божков. — Лицо молодого жреца исказилось в страдании. — Ведь они ни за что не смогут оценить величия и славы того, что они оказались…
— Принесенными в жертву? — скорее утвердительно, чем вопросительно закончил фразу Солон. — Ты имеешь в виду жителей того города, который должен быть принесен богу как искупительная жертва?
— Да, — признал Куманос, не поднимая взгляда, — Оджара. Город, волею Вотанты запрошенный ему в жертву. Быть может, приняв ее, Вотанта снова напоит дождями нашу землю и направит к нам караваны.
— Город неверующих, — пробормотал Солон.
— Да, это верно, — кивнул Куманос. — Я мало знаю о том городе, но почему-то представляю его похожим на Сарк; селяне и торговцы, мужчины, женщины, дети…
— Этот город — лишь часть пустыни. Думаю, я понял твои сомнения. Ты не хочешь, чтобы они умерли, не приняв веру в Вотанту, не осознав того величия, которое будет сопутствовать их гибели. Похвальные размышления, дитя мое, — отшельник глухо рассмеялся, — но думаю, ответ прост. Странно, что ты сам не пришел к нему. Предложи этим людям перейти в нашу веру, пошли к ним храмовых миссионеров. Надо дать им шанс перед смертью.
Куманос покачал головой:
— Многие не поменяют веру. По крайней мере, это делается не в один день. Большинство городов Шемитского союза имеет собственных богов, в данном случае — богиню. По неведению жители Оджары будут упорствовать в своей вере…