Конан-изгнанник
Шрифт:
Глаза Инары наполнились страхом, она вжалась в угол, стараясь слиться со стеной. Конан негромко сказал ей:
— Не волнуйся, сейчас я устрою здесь шум, а ты выжди момент и смывайся.
Не торопясь поднявшись со стула, Конан спокойно направился в сторону Шарлы, обходя других посетителей.
— Ну, Конан, — ехидно спросила танцовщица, когда он подошел поближе, — познакомился с Инарой? Что же тебе напела эта великая предсказательница?
Не обращая на нее внимания, отодвинул девушку от Мемчуба, слегка оттолкнул ее, а затем крепко взял в охапку толстого купца.
— Ну, мерзавец, — заревел Конан, — сейчас ты
Перехватив поудобнее несчастного купца, киммериец запустил его, словно камень, в сторону стола, где вовсю шла игра в кости. Немедленно раздались раздраженные крики игроков и зрителей, затем — крики остальных посетителей, желавших восстановить порядок. Послышались и требовательные команды храмовых воинов.
— Прекратить! — самый властный окрик заставил Конана обернуться. Киммериец ожидал, что стражники выхватят мечи, но они лишь отстегнули свои ножны, чьи металлические канты не хуже дубинок обрушились на возбужденных, орущих посетителей таверны.
Двое из стражников явно направлялись в сторону Конана. От первого киммериец отделался легко. В последний момент он шагнул в сторону и, резко развернувшись, словно случайно ткнул локтем в грудь воину. Этот толчок отбросил беднягу на стол где и без того уже шла оживленная дискуссия, по поводу перевернутой кем-то кружки.
Второй воин был явно сильнее и опытнее. Золоченый шлем выдавал его более высокое звание. Его движения были ловки, быстры и точны. В какой-то миг тяжелые ножны его меча даже поцарапали плечо Конана, упорно не желавшего замечать присутствия представителей власти.
Киммериец делал свое дело, двигаясь по периметру помещения и поднимая все больший шум. Стоило кому-нибудь из грубо задетых им посетителей возмутиться и попытаться выяснить отношения, как он тотчас укладывал очередного постанывающего несчастного между собой и преследователями. Неожиданно эпицентр беспорядка перенесся в другое место. Раздались возмущенные крики, послышалась возня. Оборвал все властный окрик одного из стражей: «Умри, вор!» — и последовавший короткий стон.
Конан развернулся и, растолкав застывших драчунов, подобрался поближе к месту происшествия. Там на полу лежал ничком один из посетителей. В его спине зияла глубокая рана. Вина погибшего была очевидна: в одной руке он все еще сжимал кинжал, в другой — полный монет кошелек, срезанный с чьего-то пояса.
Воин в золотом шлеме стоял над трупом. С его меча еще стекала кровь. Не нагибаясь, он носком сапога перевернул лежащее тело, чтобы убедиться в том, что оно безжизненно. Затем он вытер меч о платок, стянутый с шеи убитого, и вернул клинок в ножны. Мемчуб, бормоча благодарности, нагнулся и поднял свой кошелек. Погибшим вором был тот самый человек со шрамом на шее, чью короткую жизнь предрекла Инара.
— Вот таковы последствия беспорядка и лишних скандалов. Виновный понес наказание, — говоря эти слова, воин внимательно осматривал толпу, — но есть и другие виновные. Ты, чужеземец, не привыкший к цивилизованным способам решения споров. Будь осторожнее и вежливее в Оджаре! — Его холодные серые глаза вперились в Конана.
— Слушай ты, болтун, победитель карманников, — взорвался Конан. — Осмелишься ли ты угрожать мне кулаком или клинком, а не сотрясать воздух пустыми словами?
— Хватит! — рявкнул воин-жрец, оборвав киммерийца. —
К удивлению Конана, большая часть толпы, состоящая из местных жителей, радостно приветствовала эти слова:
— Слава Занусу, величайшему из всех храмовых воинов! Слава Великой Богине Садите! Слава!
Толпа, выполняя приказ, разошлась. До слуха Конана долетели обрывки фраз:
— Видел? У вора был кинжал. Он хотел убить Зануса!
— Это уже двадцатый человек, убитый Занусом. Да, Занус станет величайшим воином всех времен и народов.
Конан, подумав, не стал вступать в спор с местными жителями. Он поискал глазами Инару и не нашел ее. Значит, цель была достигнута. На память пришло пророчество о скорой смерти человека со шрамом. Значит, ее слова — не просто шуточки. Киммериец повернулся, чтобы уйти, и тут фраза, сказанная одним из воинов, словно громом поразила его:
— Значит, слухи оказались враньем. Принцессы Африандры здесь нет.
Глава IV
РАБЫ ИЗ ШАРТОУМА
Тулбар Гирканец очнулся от тяжелого сна. Он лежал молча, прислушиваясь к дыханию лежащих вокруг и к шевелящемуся на ночном ветру холсту палатки. Точного времени он не знал, но по крайней мере луна еще не взошла. Но если инстинкт не обманывал его, то ночное светило должно было вот-вот показаться из-за хребта на востоке. Тогда можно будет действовать.
С детства лунный свет заменял Тулбару солнечный. Не случайно Улла — Луна слыла покровительницей его клана, клана воров и авантюристов. Обшаривал ли Тулбар соседние огороды или обчищал сокровищницу замка — всюду и везде луна освещала его путь и благословляла его дела. Всегда, когда остальным людям ситуация казалась черной и неудачной, он находил в ней для себя пользу, действуя при лунном свете.
Его друг Хекла наверняка тоже услышал этот немой призыв. Наверняка этот маленький воришка уже проснулся и так же тихо лежит под своим одеялом в дальнем углу палатки. Цепи не сковывали их, не было ни решеток, ни стен. А эти двое были не из тех, кого целой толпой можно гнать, словно стадо, под охраной нескольких солдат. Сейчас-сейчас, стоит луне взойти и осветить им путь, — как их и след простынет.
Тулбар даже не мог поверить в то, как ему и Хекле повезло, когда их взял в плен шейх Шартоума. Налеты на караваны не считались большим преступлением в южных пустынях. Главной виной Тулбара было то, что он посмел действовать в тех местах, которые шейх считал своими охотничьими угодьями. Неизвестно почему Тулбар и его приятель были оставлены в живых в качестве пленников — видимо, шейх решил при случае использовать их.
Такой случай представился довольно быстро. К шейху прибыл из какого-то Сарка отряд воинов, сопровождавших мрачного жреца Куманоса и двух его помощников. Идею продать в рабство собственных подданных шейх принял еще спокойнее, чем воровство. Больше двух сотен селян были согнаны со своих полей и огородов и уведены под конвоем саркадийских воинов в восточные горы.