Конан "Классическая сага"
Шрифт:
Внимательно, хоть и нетерпеливо, он продвигался среди мёртвых, залитых кровью. Он был покрыт засохшей кровью с головы до ног, а огромный меч в его руке был запятнан багровым по самую рукоять. Конан устал до смерти, а его горло пересохло, как пустыня. Он испытывал боль от двух десятков ран. Все они были не более чем порезами и царапинами, кроме огромного разреза на бедре. Мучимый голодом и жаждой, он страстно мечтал о куске мяса и бурдюке вина.
Хромая среди мёртвых тел, перебираясь от покойника к покойнику, он ворчал, как голодный волк, и сыпал гневными проклятиями. Конан ввязался в эту туранскую войну как наемник, у которого не было ничего, кроме лошади — теперь убитой — и огромного меча, который он держал в руке. Теперь сражение было проиграно, война закончилась, и он остался в полнейшем одиночестве посреди вражеской земли. Он надеялся по крайней мере поживиться у павших какими-нибудь ценными предметами, которые им больше не нужны. Кинжал с украшенной драгоценными камнями рукоятью, золотой браслет, серебряная нагрудная пластина — несколько таких штучек, и он сможет купить себе дорогу прочь из владений Манхассем Хана и вернуться в Замору не с пустыми руками.
Но до него здесь побывали другие: либо воры, прокравшиеся из тёмного города, либо солдаты, вернувшиеся на поле битвы, с которого ранее бежали. Потому что вся добыча была унесена с поля, остались только сломанные мечи, расколотые копья, помятые шлемы и щиты. Конан осмотрел усыпанную трупами и мусором равнину, яростно ругаясь. Он лежал в беспамятстве слишком долго; даже искатели добычи уже покинули поле. Он был волком, который промедлил, и шакалы украли его добычу. В данном случае это были шакалы в человеческом облике.
Выпрямившись, он прекратил свои бесплодные поиски с фатализмом истинного варвара. Пора было обдумать, что делать дальше. Сведя брови к переносице, задумчиво нахмурившись, Конан неуверенно глянул вдаль, где на фоне умирающего блеска заката чёрными грубыми силуэтами высились квадратные, с плоскими крышами башни Яралета. Не стоит надеяться найти там прибежище тому, кто сражался под знаменами короля Йилдиза! Однако ни одного города, вражеского или дружеского, поблизости больше не было. А Аграпур, столица Йилдиза, лежит в сотнях лиг к югу…
Погруженный в раздумья, он не заметил приближения высокой чёрной фигуры, пока его слуха не достигло слабое дрожащее ржание. Конан быстро обернулся, не нагружая свою раненую ногу, и угрожающе поднял меч. Затем он расслабился и улыбнулся.
— Кром! Ну ты меня и напугала. Значит, я не единственный, кто выжил?
— ухмыльнулся Конан.
Высокая чёрная кобыла дрожала и смотрела на обнаженного гиганта большими испуганными глазами. Это была та самая кобыла, на которой скакал генерал Бакра, лежащий теперь где-то здесь, на поле, в луже крови.
Кобыла тихонько заржала, благодарная звуку дружелюбного человеческого голоса. Хотя Конан и не был опытным наездником, он видел, что лошадь в плохом состоянии. Ее вспотевшие от страха бока вздымались, а длинные ноги дрожали от крайней усталости. Конан угрюмо подумал, что дьявольские летучие мыши поразили ужасом и её сердце тоже. Он заговорил успокаивающе, и осторожно подходил все ближе, пока не смог протянуть руку и погладить переступающую с ноги на ногу лошадь. Мягкими движениями он заставил её слушаться.
На его далёкой северной родине лошади встречались редко. Среди безденежных варваров киммерийских племён, от которых он происходил, хороший конь мог быть только у очень богатого вождя или у храброго воина, который добыл скакуна в бою. Но несмотря на свое незнание тонкостей обращения с лошадьми, Конан сумел успокоить огромную чёрную кобылу и вскочил в седло. Он уселся верхом, разобрал поводья и медленно двинулся по полю, которое теперь представляло собой область чернильной темноты во мраке ночи. Конан почувствовал себя лучше. В седельных сумках была провизия, а верхом на доброй лошади у него было куда больше шансов пересечь пустую и безжизненную тундру и добраться до границ Заморы.
3. Хилдико
Низкий мучительный стон достиг его слуха.
Конан дёрнул поводья, заставив чёрную кобылу остановиться, и стал подозрительно всматриваться в непроглядную тьму. Волосы его зашевелились от суеверного ужаса, вызванного жутким звуком. Затем он пожал плечами и буркнул проклятие. Это не был ночной призрак или голодный вампир пустошей; это был всего лишь крик боли. Это означало, что нашёлся третий выживший в страшной битве. Раз он жив, значит, его могли и не ограбить.
Конан соскочил с лошади, обмотал поводья вокруг спиц колеса сломанной колесницы. Крик донесся слева. Там, на самом краю поля битвы выживший мог избежать зоркого глаза искателей добычи. У Конана появился шанс добраться до Заморы с пригоршней драгоценных камней в кошеле.
Киммериец принялся разыскивать того, кто издал стон. Он добрался до самого края равнины. Конан развел руками невысокие тростники, которые росли кучками на берегу медленной реки, и уставился на бледную фигуру, которая слабо шевелилась у самых его ног. Это была девушка.
Она лежала наполовину нагая, её белое тело было покрыто ссадинами и порезами. Кровь запеклась в её длинных чёрных волосах, как рубиновые бусы. Ее тёмные блестящие глаза смотрели невидящим взором, отражая лишь боль. Девушка стонала в беспамятстве.
Киммериец стоял, глядя вниз на девушку. Он бессознательно отметил красоту её гибкого тела, округлость спелой юной груди. Он был озадачен. Что такая девушка, почти дитя, делала здесь, на поле битвы? Она не была похожа на крепкую, хмурую, пышнотелую лагерную девку. Ее гибкое изящное тело предполагало хорошее воспитание, может быть, даже высокое происхождение. В недоумении Конан покачал головой, разметав по плечам чёрную гриву. Девушка у его ног зашевелилась.
— Сердце… Сердце… Таммуза… О хозяин! — тихо воскликнула она. Ее темноволосая голова моталась из стороны в сторону. Девушка говорила бессвязно, как в горячке.
Конан пожал плечами, и на миг закрыл глаза. У другого человека это можно было счесть выражением жалости. Она смертельно ранена, угрюмо подумал он и поднял меч, чтобы прикончить несчастную девчонку и освободить от страданий.
Когда лезвие нависло над нею, девушка снова забормотала, как больной ребенок. Огромный меч остановился в воздухе, и киммериец на мгновение замер, неподвижный, как бронзовая статуя.