Конан (сборник)
Шрифт:
— Это ложь! — ответил Конан. — Губернатор не осмелился бы на это. Когда я разговаривал с ним прошлой ночью…
Эти слова были очень некстати. Остервенелое вытье и проклятья взвились в небеса.
— Да! Ты поехал к нему один! Чтобы предать нас! Это правда. Вазул удрал через дверь, которую сломал чернокнижник, и все рассказал нашим разведчикам, которых встретил в Зхабаре. Мы их послали искать тебя, когда ты вовремя не вернулся назад. Когда они услышали рассказ вазула, то вернулись на Гхор, а мы оседлали коней и пристегнули мечи.
И что вы хотите делать, глупцы? — спросил Конан.
— Отомстить
Рядом с Конаном посыпались стрелы. Он поднялся на стременах, снова пробуя перекричать шум, после чего с возгласом злости, протеста и разочарования повернул коня и поскакал назад. Бросившиеся за ним афгулы, изрыгающие вслед ему проклятия и угрозы, были слишком разъярены, чтобы сообразить, что они могут попасть на ребро, по которому ехал Конан, только направляясь в противоположную сторону, обогнув поворот и кропотливо взбираясь крутой дорогой наверх. Когда они наконец сообразили это и повернули назад, их бывший вождь уже почти достиг того места, где ребро переходило в горный уступ.
Оказавшись над обрывом, Конан поехал не дорогой, которой сюда добирался, а по еле заметной тропке, покрытой валунами, о которые спотыкался жеребец. Он недалеко по ней проехал, когда конь фыркнул и шарахнулся в сторону, увидев чтото, лежащее на дороге. Конан взглянул с его спины на страшно разбитое кровавое подобие человека, чтото пытающегося выговорить сквозь сломанные зубы.
Одни боги тьмы, управляющие судьбами чернокнижников, знали, каким образом Хемса смог выбраться изпод огромной кучи камней и взобраться по крутому склону на дорогу.
Ведомый какимто странным импульсом киммериец спешился и остановился над искалеченным человеком. Он знал, что является сейчас свидетелем необычного, противоестественного явления. Хемса поднял окровавленную голову, а в его странных глазах, подернутых мукой и мраком приближающейся смерти, появились проблески сознания.
— Где они? — проскрипел он голосом, в котором не было ничего человеческого.
— Вернулись в свой проклятый замок на Йимше, — буркнул Конан. — Забрали с собой Дэви.
— Пойду! — бормотал несчастный. — Пойду туда. Они убили Гитару, а я убью их… прислужников, Четверых из Черного Круга и самого властелина! Убью… всех убью!
Он попробовал протащить дальше свое искалеченное тело, но даже его непобедимая сила воли не была уже в силах оживить эти кровавые лоскуты, потрескавшиеся кости, держащиеся только на порванных тканях и изодранных мускулах.
— Иди за ними! — бормотал Хемса, изо рта которого струилась кровавая пена. — Иди!
— Это я и намерен сделать, — сказал Конан. — Хотел созвать моих афгулов, но они обратились против меня. Я иду на Йимшу один и отниму у них Дэви, даже если бы мне пришлось собственными руками разнести на кусочки эту проклятую гору. Я не думал, что губернатор осмелится убить моих вождей, когда я захватил Дэви, но, похоже, что я ошибался. Он заплатит мне за это головой. Сейчас она уже не нужна мне как заложница, но…
— Пусть падет на них проклятие Йизиля! — выдохнул Хемса. — Иди! Я — Хемса… умираю. Подожди… возьми мой пояс.
Искалеченной рукой он начал копаться в своих лохмотьях, и Конан, поняв его намерения, наклонился и помог снять с окровавленного тела пояс странного вида.
— В
С этими словами он умер.
Конан посмотрел на пояс, сплетенный из волос, не похожих на конские. Скорее всего, это были женские волосы. В плотных сплетениях блестели маленькие драгоценные камешки, таких он еще никогда не видел. Пряжка была странной: в форме плоской клиновидной головы змеи, покрытой мелкими золотыми чешуйками.
Когда Конан взглянул на этот пояс, холодная дрожь пробежала у него по телу. Он замахнулся, чтобы выбросить пояс в пропасть, но, подумав, застегнул его на бедрах, пряча под широким бахарийским поясом, который носил всегда. Потом сел на коня и двинулся дальше.
Солнце спряталось за вершину. Конан взбирался в горы по длинным теням, словно широким плащом покрывающим долины и уступы скал внизу. Он уже приближался к вершине, когда услышал впереди стук подкованных копыт. Он ни минуты не колебался. Тропа была так узка, что огромный жеребец не смог бы повернуть назад. Киммериец обогнул выступ скалы и оказался на более широком отрезке тропы. Раздался целый хор предостерегающих криков, но жеребец Конана уже прижал испуганного коня к скале. А Конан железной хваткой схватил руку ездока, замахнувшегося на него ножом.
— Керим Шах! — произнес Конан, и в глазах его зажглись яркие огоньки.
Туранец не сопротивлялся. Сидя на конях, они почти соприкасались грудью, а рука киммерийца сжимала его плечо. За Керим Шахом ехал отряд иракзаев на тощих конях. Они смотрели горящими глазами на незнакомца, загородившего им дорогу, и держали наготове луки и кинжалы, но не спешили пустить их в ход изза опасной близости зияющей у их ног пропасти.
— Где Дэви? — спросил Керим Шах.
— Тебе что до этого, гирканский шпион? — ответил Конан.
— Знаю, я в твоих руках, — сказал Керим Шах. — Я ехал с горцами на север, когда мы попали в засаду, расставленную нам врагами на перевале Шализах. Многие мои люди были убиты, а остальных преследовали как стаю шакалов. Избавившись от преследователей, мы направились на запад к перевалу Амир Жехун, а сегодня утром наткнулись на бродившего по горам вазула. Он совсем спятил, но прежде, чем умер, мы многое узнали из его беспорядочного бреда. Он сказал нам, что остался единственным уцелевшим из той банды, которая помчалась за вождем афгулов и пленной кшатрийкой в ущелье у деревни Курум. Еще он все время говорил о человеке в зеленом тюрбане, которого сбил конь афгула и который — когда на него напали вазулы, преследовавшие того человека, — погубил их, уничтожив так, как язык пламени уничтожает тучу саранчи. Каким образом уцелел этот вазул, я не знаю, да этого не знал и он сам, но из его бреда я понял, что Конан из Гхора был в Куруме со своей королевской пленницей. А когда мы пробирались через горы, нам встретилась голая галзайка с бурдюком. Она рассказала, что ее ограбил огромный воин в одежде вождя афгулов, который — по ее словам — заставил ее отдать одежду для сопровождавшей его вендианки. Девушка утверждала, что ты поехал на запад.