Конан у Ворот Зла
Шрифт:
— Моей дочери? ЧТО?
Интересно. В самом ли деле колдун был изумлен, или же он искусно притворялся? Киммериец привык ожидать от этого человека всего, что угодно.
По-прежнему с мечом в руке, Конан отступил на шаг, так чтобы Лизениус не мог истолковать его позу как угрожающую.
— Ладно. Если во всем этом есть что-то, что я должен узнать, для тебя же лучше будет, если ты расскажешь мне все прямо сейчас. Эта проклятая статуя удрала из пещеры и поперлась на пиктов…
— О боги! Этого я и боялся. Она не остановится до тех пор, пока Скира не погибнет. Может быть, пикты расправятся с ней прежде, чем мы подоспеем на помощь. Хотя где уж пиктам…
— Кром! Я уже собрался
— Прошу тебя, дай мне договорить!
Киммериец видел, что колдуну стоило значительных усилий успокоиться и взять себя в руки. Он решил дать чародею шанс. Пусть договаривает до конца все, что хочет сказать. Колдунов Конан не любил и, случалось, даже убивал их. Он вообще плохо переносил людей, которые бормочут заклятья и плетут интриги, вместо того чтобы, как и подобает мужчине, встретиться с противником в честном бою, если уж не хотят встать на его сторону. Похоже, что сегодняшнее ночное происшествие вряд ли можно разрешить оружием. Если Лизениус решил затеять новую игру…
А он, кажется, и в самом деле затеял! Или, по крайней мере, решил пожертвовать дочерью ради мести. Трудно было понять, что же ему нужно было от него, Конана. У киммерийца прямо-таки чесались руки так ударить Лизениуса, чтобы рукоять кинжала зазвенела о ребра, а кровь брызнула фонтаном, испятнав вге вокруг.
Но усилием воли Конан сдержался. В конце концов, никакой женщине не пожелаешь участи пиктской рабыни. Или того хуже — быть принесенной в жертву. Даже если она предала тебя тысячу раз. В данном же случае вообще было не ясно, предала ли его. Скира. Конан, кроме того, понимал, что ходячая статуя предоставляет ему и его отряду единственный реальный шанс выбраться из этих гибельных мест. Шанс был, что ни говори, невелик, но лучше уж что-то, чем вообще ничего.
Так что участие Лизениуса вряд ли могло изменить что-то к худшему. Как, впрочем, и к лучшему.
— Ты меня убедил, — сказал Конан. — Но я и мои люди будем настороже. Еще одна шуточка с твоей стороны, вроде этого грома, — и следующим звуком, который ты породишь, будет грохот вырывающихся из твоего раздувшегося брюха газов, когда тебя ненароком пнет какой-нибудь трупоед, забредший сюда в поисках вкусненького.
— Это было бы только справедливо, — согласился, отдуваясь, Лизениус. Его пустой, невыразительный голос заставил Конана подумать: а не снедает ли этого колдуна стыд за все то, что натворил он со своим бесконтрольным колдовством? В любом случае, за этим человеком нужен глаз да глаз. Как и за всяким чародеем, особенно если он изо всех сил набивается тебе в друзья.
— Ладно, пусть будет так, — сказал Конан. — Пора расхлебывать эту кашу. Делай, что сочтешь нужным, а я проберусь наружу и посмотрю, что там поделывает наша каменноголовая подружка. И не удивляйся, если увидишь, что я со своими людьми начну делать что-нибудь странное.
По губам Лизениуса проскользнула ледяная улыбка.
— Ты тоже.
Придя в чувство, Скира увидела Сутаро, стоявшего подле нее. На лице у него была только усталость от битвы. Похоже, Скира его в настоящий момент интересовала меньше всего. В конце концов, он вождь, под его началом воины, о которых необходимо заботиться. Думать о женщинах ему было недосуг. Он не обронил ни единого слова, которое могло бы объяснить ей, что же произошло. Но теперь девушка внимательно прислушивалась к репликам, которые раздавались вокруг. Она старалась слушать не реальные голоса людей, а их «голоса-призраки». Скира отовсюду собирала информацию о происходящем. Ей давали сведения все, кроме хаканов, которые не умели говорить и которых понимал только их повелитель — шаман.
Ясно, что пока пикты держат ее заложницей, они могут не опасаться ее отца. Впрочем, и ей бояться особенно нечего. Она не может ни умереть, ни убежать. Пока Скира у них, пикты контролируют действия Лизениуса, а это самое важное.
Дочь колдуна не знала, удастся ли ей убежать или придется погибнуть у пиктов в плену. Но она произнесла клятву, обращая ее ко всем богам, какие только могли услышать: «Сутаро не доживет до завтрашнего рассвета!» Удивительно, как эта клятва облегчила ей душу! Не в силах покинуть носилок, к которым она была привязана, Скира тем не менее сумела забыться беспокойным сном.
Ее разбудили крики пиктов, в которых слышался скорее ужас, нежели воинственность. Вокруг царила кромешная тьма. Первая мысль, пришедшая Скире в голову, была о том, что воины клана Змеи вернулись и нанесли новый удар и что силы Змей настолько превосходят силы Сов, что еще немного — и с отрядом клана Совы будет покончено. Мысль о том, что пикты забьют ее, как лосося, бросив на плоский камень и выбив мозги из головы, заставила сердце сжаться.
Она прикладывала героические усилия, пытаясь освободиться, пользуясь тем, что пока на нее не обращали внимания ни охранники, ни хаканы. Впрочем, хаканов сейчас нигде видно не было. Возможно, они затаились где-то поблизости, в лесу. Скире удалось высвободить руку и ногу из-под ремней, удерживающих ее на носилках. После этого она смогла повернуть голову и посмотреть вверх на склон холма.
Из отверстия пещеры изливалось голубое сияние. В отблесках колдовского огня маячила высоченная черная фигура. На мгновение Скире подумалось, что это Конан. Но затем она заметила, что фигура двигается слишком медленно и скованно. Ни одно живое существо так не ходит. Стало быть, статуя все-таки была оживлена и теперь выбралась из пещеры, очевидно действуя бесконтрольно.
Внезапно ночь показалась ей более холодной и темной, чем минуту назад, а ветки нависших над носилками деревьев будто бы ожили и теперь тянули свои сучья, как когтистые лапы, дабы схватить ее с носилок, вознести вверх и разорвать на части, как глупый ребенок, рассердившись, рвет тряпичную куклу…
Скира закусила губу, чтобы удержать готовый было вырваться у нее крик безнадежного отчаяния. В уме она лихорадочно перебирала заклинания, которыми могла бы сейчас воспользоваться. Что можно применить, не прибегая к кристаллу Траза, волшебным травам или ритуальным предметам?
Но ее размышления были прерваны. Пикты наконец набрались мужества и приблизились к статуе. По крайней мере один из них — точно. Скира заметила его фигуру возле гигантской черной тени. Оба силуэта четко вырисовывались на фоне голубого сияния, льющегося из пещеры. Скира увидела, как маленькая фигурка человека взметнула копье — непонятно, в знак приветствия или бросая вызов.
Затем статуя пошевелилась. Теперь ее движения не были медленными и неуклюжими. Наоборот, они были стремительными и ловкими, как движения киммерийца. Одна рука встретила копье, ухватив его за наконечник. Шар голубого света поглотил и наконечник копья, и руку. Пламя охватило древко. Пиктский воин взвыл и попытался отскочить назад.
Но не тут-то было! Другая рука статуи ухватила пикта за плечо. Дикарь снова испустил отчаянный вопль. На этот раз это был крик агонии. Статуя рывком подняла человека в воздух. Скира видела, как пикт яростно бьет ногами. Затем силуэт жертвы начал менять форму, он скручивался и съеживался причудливым образом. В ужасе Скира смотрела, как пиктский воин превращается в высохший кожаный мешок. Затем статуя отбросила его, словно жухлую фруктовую кожуру.