Конан-варвар
Шрифт:
— Он лжет. Я знаю, что видел пиктов, — Ардел стукнул себя в грудь кулаком. — Я ни за что не побежал бы от ребенка.
Кузнец отпустил плечо Конана.
— Следы расскажут нам, что произошло в действительности. Махон и Сенан сходят на разведку. Ты же, Ардел, можешь со своими товарищами вернуться в деревню. Остальные будут дожидаться разведчиков здесь.
Конан ухмыльнулся, глядя как юноши уходят в сторону деревни. Их отослали домой, но его-то оставили с отцом и другими воинами ждать вестей. Наверное, так и должно быть.
—
— Да, отец? — мальчик покосился на двоих разведчиков. — Я ведь не солгал.
— Я не ожидал другого, — кивнул кузнец. — Но какое задание тебе было дано нынешним утром?
— Проверить силки…
— А разве это подразумевает также слежку и сеяние паники среди старших товарищей?
— Нет, отец.
— Этого мало, — Корин скорбно покачал головой, его плечи поникли. — Оглянись вокруг, Конан. Два десятка воинов отправляются в лес сдержать передовой отряд пиктов, чтобы остальные смогли подготовиться к защите нашей деревни. И все потому, что тебе вздумалось выкинуть шутку.
— Да, но…
— В общем так. Ты немедленно пойдешь в деревню. Будешь заходить в каждый дом и выполнять любую работу, которую тебе поручат в наказание за твою глупость. Ты будешь чистить нужники, колоть дрова, таскать воду. Будешь делать все, что людям необходимо.
Корин помолчал, потом вскинул голову и обратился к воинам:
— Не нужно его жалеть. Мой сын добровольно отказался от детства, желая стать мужчиной. Поэтому ему не удастся избежать наказания, только из-за того, что по годам он еще ребенок. Вы понимаете?
Каждый из воинов угрюмо кивнул. Конан чувствовал себя ничтожным, стоя в круге суровых людей. Он так хотел исполнить свое предназначение, как мужчина, как киммериец, а вместо этого принизил себя в их глазах. К горлу подкатил комок, живот свело. Уголки глаз наполнились слезами, рожденными стыдом и разочарованием. Однако мальчик не позволил упасть ни одной.
— Теперь иди, приступай к своим обязанностям, — сказал Корин.
— Хорошо, отец, — произнес он глухим, хриплым голосом.
— И еще, Конан… — кузнец протянул руку. — Твой меч.
Когда Конан добрался до дома, солнце уже закатилось, как минимум, часа три назад. Отец сидел за столом. Миска с остывшей тушеной олениной ждала мальчика, но тот совсем не чувствовал голода. Тогда от холма он летел, как на крыльях, и благодарил Крома за то, что никто не видел его слез. Он лишь однажды позволил себе упасть, чтобы снегом стереть их следы со своего лица. Потом он сделал все дела и даже больше, надеясь, что его усилия не помогут вернуть назад меч. Однако в глубине души, подросток опасался, что оружие потеряно навсегда.
— Садись, Конан.
Мальчик присел возле дверии принялся изучать половицы.
— Я не голоден, отец.
— Можешь не есть, а только слушать.
— Я осознал то, что произошло. И понимаю, почему ты меня наказал.
— Тебе предстоит понять нечто большее, если ты хочешь когда-либо снова владеть мечом.
— Я выполнил все требования, — Конан встал на ноги и поплелся к скамье.
— Знаю, знаю. И даже сверх того, — Корин кивал, поглаживая бороду. — Я не сомневался. И ты должен знать, что там не было ни единого человека, не упрекнувшего меня в излишней строгости. Только вдумайся, это говорили киммерийцы!
Конан попробовал улыбнуться, но радость ускользала от него.
— А знаешь, сынок, почему они так поступили?
Мальчик отрицательно помотал головой.
— Они ожидают от тебя, родившегося на поле битвы, многого. Тебя считают предназначенным для великих дел, — Корин наклонялся вперед, положа локти на стол. — А почему я тебя постоянно к этому подталкиваю?
— Потому что я родился на поле битвы?
— Нет. Потому что твоя мать видела в своем сыне человека, которого ждут великие свершения.
Глава 4
Встав из-за стола, Корин вылил мясное рагу обратно в котел, перемешал и зачерпнул новую порцию.
— Ты родился во время боя. Когда-нибудь ты поймешь, что каждый родитель ждет первого крика своего новорожденного младенца. С тобой это было вдвойне долгожданно. И означало, что ты был жив. Твой крик на мгновение заглушил стоны умирающих.
Кузнец поставил миску на стол, отошел и начал мерить шагами комнату. Свет камина предал лицу Корина золотистого оттенка. Его взгляд стал отстраненным, как у Коннахта, когда старик готовился к рассказу очередной истории.
— Тот бой мы вели с ванирами. Подлыми рыжими псами, которые периодически тревожат наши земли. По правде сказать, сейчас я уже не могу припомнить, зачем они заявились тогда. Жадность, жажда наживы… Возможно, кто-то из нашего народа убил одного из их сородичей. Причина той войны, да и многих других, была едва ли важней результата. Если бы они одержали верх, то уже какой-то ванир рассказывал бы нынешней ночью своему сыну о славной победе.
Корин посмотрел на сына, его рука легла на плечо Конана.
— Поешь, мальчик, мой рассказ будет долгим.
Конан кивнул, но в этот момент он устыдился своего чувства голода.
— Мы имели мало сведений, — сказал кузнец. — Даже меньше, чем Ардел предоставил нам после твоей выходки. Враги напали сразу с двух сторон, северной и южной. Я держал оборону на юге. Будь твой дед там, в тот день, он бы мог сказать, чей топор отличился, и чье именно копье пронзило конкретного противника. Он наверняка вел бы счет павшим от его руки врагам, но это — не мой удел, Я никогда не стремился к подобным вещам, и мне запомнился только лязг оружия. Однако твой отец гордился фактом, что выкованный им собственноручно меч рубил ванирскую сталь, отсекал черенки копий вместе с пальцами. Мой меч тогда сразил много вражеских воинов.