Концепция лжи

Бессонов Алексей Игоревич

– Будете?

– И вы туда же? Поздравлять меня рано. Ноги бы унести.

– Это мы взяли на себя. Аэропорты относительно вас действительно заблокированы, по крайней мере, до завтрашнего утра, но для нас, как вы понимаете, это не проблема. Мы могли бы вас укрыть, но раз вы считате, что вам лучше находиться дома, – что ж, так тому и быть. Там московские преследователи вас вряд ли достанут. А завтра они станут и вовсе бессильны.

– Вы что-то знаете? – покосился на дипломата Макрицкий.

– В генпрокуратуре сейчас нечто

вроде боевой тревоги.

– Понятно… ну что ж, давайте ваше шампанское.

Дипломат – хотя Леон, конечно, прекрасно понимал, какой перед ним «дипломат» – судя по возрасту полковник, не меньше, протянул ему наполненный бокал и вдруг схватился за левое ухо.

– Да, – тихо проговорил он. – А? Вот ведь упрямые… ладно, хлопцы, дайте им по жопе, только чтоб без шума. А за вами упорно идут, – сообщил он Леону с улыбкой. – Но это ничего, в ФСБ знают, а у нас хватает хороших ребят. Сейчас они их передадут из рук в руки и поедут дальше.

– Я полагаю, за мной идут частные лица? – прищурился Леон.

– Не совсем. В некотором роде это ваши коллеги. Непрофессионалы, так сказать. Ну что ж, сами лезут в пасть следователю.

Макрицкий покачал головой. Антон, оказывается, куда более самонадеян, чем ему показалось сначала. Впрочем, о контакте Артюхина он знать не мог по определению, так что все достаточно логично. Появление посольской машины, очевидно, сильно дезориентировало исполнителей, но отступать они все же не решились. Сами виноваты.

Шампанское немного расслабило его, Леон представил себе, как вернется в конце концов в Москву и Коровин расскажет ему о подробностях штутгартского шоу. Наверное, это будет весьма забавно. И молодец, кстати, Каплер – как там сказал Троянов – не только Ямада, а еще и какие-то его подручные? Значит, все верно, он успел перехватить «исполнителей» запланированных на лейпцигские переговоры и теперь они общаются с независимыми европейскими прокурорами. А завтра к ним в гости пожалуют прокуроры московские.

Одно странно – почему все же Штутгарт? В Москве представление было невозможно по политическим причинам, логичнее всего смотрелся Берлин. Неужели и там решили перестраховаться? Впрочем, скоро все это станет ясно…

Посольский «Майбах» привез его на окраину Москвы, в большой транспортный терминал, где стояли под погрузкой тяжелые конвертопланы со всех концов земного шара. Водитель показал что-то охраннику, и машина двинулась вглубь терминала, мимо огромных дисковидных грузовиков со сложенными сейчас пилонами двигательных установок.

– Мы приехали, – сказал Леону дипломат, когда впереди показался готовый к старту конвертоплан с логотипом одесской транспортной компании на борту. – Через час вы будете в Киеве. Там вас уже ждут.

Макрицкий затащил вещи в пилотскую кабину, пожал руку своему неожиданному спутнику и захлопнул за собой люк. Тотчас же взревели двигатели, и конвертоплан медленно пошел в темное вечернее небо.

В Киеве шел дождь пополам со снегом. Пилоты посадили машину на старом Голосеевском терминале, и под трапом его действительно ждали. Деловитые хлопчики в кожаных куртках с профессиональной сноровистостью сунули Леона в теплый салон старенькой «Истрицы», и без лишних слов повезли через мерцающий миллионами огней город. Леон оценил их подготовку – от ворот семейной усадьбы машина отъехала только после того, как ему открыли калитку.

– Что случилось? – недоуменно спросил отец, оторванный его прибытием от позднего ужина.

– Ничего, – совершенно буднично ответил Леон, раздеваясь. – Устал. Где мама?

– Они с Лялькой у Анохиных. А ты… Ты сошел с ума? Ты что, опять пьян?

– Папа… – Леон тяжело вздохнул. – Я не пьян, но, наверное, буду. Ты смотрел новости?

– Смотрел, – сразу помрачнел отец.

– Вопросы?

– Ты хочешь сказать, что…

– Папа, я хочу сказать, что многое кончилось. И для меня тоже. А еще я хочу коньяку. Дед дома?

– У себя.

Леон поднялся в кабинет деда. Тот, уже видевший в окно его приезд, встретил его без лишних вопросов – пожал руку и показал на кресло.

– Дед, дай коньяку, – попросил Леон.

«Почему я не ощущаю себя дома?» – вдруг подумал он.

– Ты как-то влез во всю эту историю, – утвердительно произнес дед, доставая пузатую темную бутылку.

– Я в нее не «влез», – тихо ответил Леон. – Без меня она бы не состоялась.

– Понятно… и теперь?

– Не знаю, – Леон едва расслышал собственный голос. – За мной идут, и пока что я должен побыть здесь – по крайней мере, до тех пор пока не разойдутся круги на воде.

– Я отправлю тебя в Крым, – шевельнул бровью дед.

Леон помотал головой и, взяв из его рук полную рюмку, вбил ее в себя одним глотком.

– Наливай еще, – сказал он. – Пропади все пропадом… почему отец такой мрачный? Он решил, что все… что все это негативно отразится на нашем бизнесе?

Дед покачал головой и, сунув ему в руки бутылку, сел за свой старый письменный стол. Только сейчас Леон заметил, что у него мелко подрагивает левое веко.

– У нас будут новые контракты, – сказал дед, глядя куда-то в сторону. – Но боюсь, что теперь кое-кому опять придется заниматься политикой. Ты не хотел бы стать депутатом? Городским для начала?

– Ты сошел с ума?

– Боюсь, что с ума, мой дорогой, сошел именно ты. Я догадывался, что ваши игры дурно кончатся, но все же надеялся, что не так печально. В моем возрасте у человека остается совсем мало надежд – а я, видишь ли, полагал, что доживу свое в относительном покое. Я собирался перебираться в Крым, – дед помолчал, потом беззвучно рассмеялся чему-то, – но мой дорогой внучек сделал, оказывается, все от него зависящее, чтобы я не знал покоя еще лет десять.

– Это должно было произойти, дед, рано или поздно, но должно было.