Концерт на краю
Шрифт:
– Да брось! – воскликнула она. – Не могу поверить, что есть люди, способные на это.
– Значит я лгу! – иронично произнёс Геннадий.
– Да нет, я совсем не это имела в виду. Ты ведь меня знаешь, – поспешила оправдаться Кармен, – меньше всего я хотела причинить тебе боль.
– Да это я так, неважно себя чувствую. Однажды я был сильно удивлен, – сказал он, неожиданно вспомнив случай. – Пришёл утром в метро, это было после долгого перерыва: приболел тогда, недели две меня не было. Так вот, подошёл охранник и, улыбаясь, говорит: «Тут по тебе соскучились». Я думал – это сарказм и перепросил: «Кто именно?» А он мне отвечает: «Кто-то приклеил к
– Я заметила, ты давно не играл эту часть. Если не ошибаюсь, в последний раз слышала её в твоём исполнении года два назад. Прекрасное произведение. Куда оно тебя унесло? – спросила собеседница, знавшая историю несчастной любви.
– Всякий раз, когда я подхожу к этому моменту, выключаю аккомпанемент, не отваживаясь продолжить. Сегодня решился.
– Сколько лет прошло? – участливо спросила Кармен.
– Двадцать, – задумчиво ответил Геннадий, – а всё ещё болит.
– Послушай, ты так совсем загнёшься, – пытаясь подбодрить своего друга сказала Кармен. – Если люди после такой музыки пишут, что ты их веселишь, я представляю, какова будет реакция, если сыграешь что-нибудь повеселей.
– Специально для тебя, – изменившись в лице, заявил музыкант; он понимал, что это вовсе неприятно слушать, – Вивальди, «Весна» из цикла «Времена года», – сказал он, улыбаясь, как бы объявляя на концерте.
Глава 3
Эрис
Атмосферу метро нарушили короткие трели. Совсем тихие, с небольшой атакой, они всё же пробивали шум толпы, эскалаторов и траволаторов. Звучала «Зима» из цикла «Времена года», Вивальди.
Несмотря на то, что была пятница, и усталость, накопившаяся за всю неделю, казалось, валит с ног, скрипач её совершенно не чувствовал. Играть было легко.
Аккомпанемент звучал всегда одинаково, в том же темпе, без каких-либо изменений. И всё же, ощущения при игре были всегда разные. Иногда музыкант не поспевал за ним. Цепляясь пальцами за каждую ноту, в изнеможении, пытался удержаться на дистанции, спотыкаясь и падая, всё же доходил до финиша. Но, порой, его словно подменяли. Энергия переполняла его. Становилось неудобно играть, приходилось ждать аккомпанемент, который постоянно отставал.
Так было и в этот раз. Пальцы, казалось, не чувствовали под собой струн: они порхали над грифом. Смычок, несмотря на сумасшедшую скорость, успевал извлекать точные звуки; они были похожи на прыжки камешка, запущенного над водной гладью, который при каждом прикосновении с водой, проскальзывая по ней, заставляет её вибрировать, оставляя чёткий след.
Монета упала в полупустой футляр, издав глухой звук, прокатилась по нему и остановилась на ребре. Невероятно. В памяти всплыл разговор с другом.
Однажды, во время игры на улице, Геннадий увидел, как одна монета точно так же упав на ребро, прокатилась по футляру и остановилась вертикально. Повернув голову, музыкант заметил, что пианист тоже обратил внимание на этот феномен. Во время очередного перерыва тот рассказал одну занимательную историю из своей студенческой жизни.
Группа студентов собралась на уроки. Один из ребят предложил, шутя, кинуть жребий, чтоб решить: идти им в консерваторию или заняться чем-нибудь другим.
«Если выпадет орёл, то пойдем в кино, – предложил он, – если же решка – останемся в общаге и будем в карты играть. Если встанет на ребро – в кабак пойдём, – он приготовился подкинуть монету, но тут один из них прервал его: – А как же учеба?»
«А учёба?.. – повторил он с сарказмом. – Что ж, если зависнет в воздухе, то все сразу на уроки!!!»
Друзья рассмеялись.
«Да уж, – подумал скрипач, – жаль, что я до этого не загадал, что мне кинут хоть два евро, – это была первая монета за последние минут двадцать. – Хотя, если уж загадывать, то хоть пятьдесят, – он снова себя одернул: – Конечно же, пятьдесят. Такое было за три года, что я тут играю, всего-то, на пальцах одной руки пересчитать можно. Кинут тут пятьдесят, – ухмыльнулся он, – разве что, если монета в воздухе зависнет».
В то же мгновение подошла девушка, глянула музыканту прямо в глаза и кинула монету…
Скрипач отчётливо увидел, как монета в два евро, подлетев немного, повисла в воздухе, как пушинка, зависшая в облаке. Как будто откуда-то из параллельного мира в мир реальный, пересекая четкую грань между ними, начал проявляться силуэт. Как дым от погасшей свечи, помнящий пламя, из которого он родился, этот силуэт был изящен и неуловим, и любое прикосновение к нему, могло нарушить его струящуюся структуру. Вначале появилась кисть с узеньким запястьем, которая оканчивалась тонкими, длинными пальчиками. Монета скользнула в неё, и кисть немного приблизилась, как будто поднося монету музыканту, чтоб показать, что это именно два евро. За ней появилась прелестная ручка после, денежка легко скользнула по пальчикам, как по шёлковому платку вниз, и упала в футляр. Вместе с этим, постепенно проявился весь силуэт. Он был подобен языкам дыма погасшего пламени, переливающийся из одного в другой.
Происходило нечто мистическое. Уже время полностью остановилось для его сознания. Толпа превратилась в цветной поток. Он видел, как его руки творили нечто невероятное – они играли сами. Он мог наблюдать за ними со стороны, как будто они ему не принадлежали и жили собственной жизнью. Казалось, он замер на вдохе, который никак не заканчивался. Воздух продолжал медленно наполнять его легкие, пока грудная клетка не остановила его. Это был не страх, а скорее восхищение происходящим. Совершенство линий, исчезающих и появляющихся внезапно из ниоткуда. Это был силуэт прекрасной девушки.
– Ты кто? – произнёс скрипач где-то глубоко в подсознании, и тут же услышал ответ, доносящийся оттуда:
– Эрис.
– Ты прекрасна, Эрис! – в восхищении, всё там же глубоко, произнёс скрипач.
– Так что ты загадал, если монета зависнет в воздухе? – спросила она уже заигрывая.
В ту же секунду подошёл смуглый парень невысокого роста, посмотрел на музыканта с недоумением, как будто он сам не ожидал от себя такого, и положил в футляр купюру в пятьдесят евро. Эрис заглянула в глаза молодого человека. Казалось, он даже испугался, сам не понимая, чего, так как он её не видел. Эрис лукаво улыбнулась и стала танцевать перед скрипачом, кружась, закручивая невидимые никому кроме него вихри. Кульминация была стремительной и с последней нотой всё внезапно исчезло, как будто произошла диффузия некой субстанции в воздухе. Всё как прежде: толпа бежит, инструмент в руке, поскрипывает траволатор. Он глянул в футляр; там лежала монета достоинством в два евро и… Геннадий не мог поверить своим глазам – купюра в пятьдесят евро.