Кондотьер Сухоруков
Шрифт:
— Думаю, разбухнут. Мне этот секрет один каменотес раскрыл. Говорил, что так здоровенные плиты раскалывают.
— А, может, он тебе набрехал?
— Посмотрим, — чальк всем своим видом излучал уверенность.
Куитлатек только покачал головой.
Они ходили за водой и поливали клинья еще три раза. Ночь уже была на исходе — а ничего не происходило. Мойотль сидел на куче свежевскопанной земли и испепелял плиту взглядом. Тоже не помогало. Сообщники сидели в стороне и хмурились. Понадеялись на дурака!
Уже
— Есть! Вот она! — вопил чальк, как ребенок, прыгая на плите.
— Тише ты! — яростно зашипел Вочтуиката. Даже в предрассветной мгле уже не было ощущения невидимости, они, словно, у всех на виду.
— Сюда! Быстро! — так же зашипел проходимец.
Сообщники сбежались. Дрожащий палец чалька указывал на длинную черную трещину, которая пересекала все шесть колышков.
— Вот она… — благоговейно шептал чальк. — Я-то думал, она с треском расколоться должна… А оно вон как…
— Эй, здоровяк! — ухватил он Спину за руку. — Возьми эту вашу… кирку! Засади поглубже — прямо в трещину!
Вождь неспешно взял инструмент.
— Утро? — многозначительно спросил он.
Мойотль яростно замахал руками.
— Бей!
Отмеченная Спина ударил. Еще. И еще. Тумбага звонко дзынькала о камень, но все сообщники забыли о страхе! Потому что кирка уходила всё глубже и глубже… И вдруг плита (ее меньшая часть) сдвинулась. Всего не насколько пальцев, но она обнажила черноту разлома. Мойотль трясущимися руками стал хватать валяющиеся ветки сучья и судорожно принялся вколачивать их в трещину.
— Навались, мужики! — тихо крикнул своим Вочтуиката, и они все навалились на край плиты.
Та заскрипела… и съехала.
Проход открылся. Кусочек абсолютной черноты. Правда, очень маленький кусочек. Даже самый тощий из команды расхитителей гробниц не смог бы туда пролезть.
— Эх, мало откололи! — ударил себя по ноге Вочтуиката.
— Если бы кусок был больше — могли и не сдвинуть, — засопел Мойотль.
Потом подскочил к Отмеченной Спине, выхватил у него кирку, подскочил к проему и с криком «Ну, держись!», стал со всей дури лупить по боковой стенке оставшейся плиты.
— Утро ведь уже, — испугался Хадани.
— Плевать! — уже рычал раскраснейшийся чальк. — Я туда залезу! Так или иначе!
Он лупил и лупил, наполняя лесочек стуком и лязгом. Наконец, приличный кусок плиты снизу отошел и ухнул в темноту могилы.
— Ага! — Мойотль сунул в голову дырку. — Пролезем! Где лучины?
Двадцатку лучин из сучьев росшей неподалеку кривенькой сосны заготовили еще ночью, пока ждали, когда же клинья размокнут. Вочтуиката быстро высек огонь, запалил трут и поджег первую лучину.
— Надо сунуть ее вниз первой, — назидательно объяснил чальк. — Если пламя погаснет, то вниз лезть нельзя, надо ждать.
Язычок пламени испуганно заметался, попав в океан кромешной тьмы, скукожился, но устоял.
— Вперед!
Мойотль, Вочтуиката, Хадани взяли по связке лучин и, обдирая животы, полезли вниз. Спина стоял нерешительно, в глазах его читался суеверный страх.
— Слушай, ты такой здоровый, что, наверное, не пролезешь, –пришел на выручку другу Вочтуиката. — Стой тут с парнями. Будешь сокровища принимать.
Троица, ощупывая ногами камни, двинулась вглубь гробницы. Коридор явно шел вниз. Строители пытались наметить ступени, но вышло у них так себе: просто ребристый уклон. Хадани слегка подвернул ногу, покачнулся и чтобы не упасть, оперся рукой о стену.
— Ой… Рисунки…
Оказывается, все стены были расписаны. Прекрасные и величественные люди, как будто, шли рядом с грабителями. С подношениями в руках они тоже «спускались» вниз, дабы возложить дары к телу умерших родичей.
— А это баба, кажись, — прищурился Вочтуиката. — Юбка-то бабья.
— Шонаши, — благоговейно прошептал Хадани, различив царские символы. На него снова навалился ужас от того, что он совершает. Весь прошлый жизненный опыт кричал: «Уходи! Беги отсюда прочь!».
Но то, что было дальше…
— Клянусь своими яйцами, — с дрожью в голосе прошептал Мойотль. — Я это сделал…
Спуск кончился. Перед ними был широкий коридор. В центре, на возвышении, он весь был уставлен сосудами, чашами, ящичками, свертками…
Чальк бросился вперед и стал судорожно хватать одну вещь за другой.
— Смотрите, какая ступка! Из цельного нефрита! Да она одна дороже вашего золота!
— Забирай, — лениво отмахнулся куитлатек. — Нам золото нужно!
— Вон! — не сдержавшись, крикнул Хадани, заметив знакомый блеск.
Это были браслеты. Тяжелые, массивные, с чеканкой. Шесть штук. Вочтуиката сунул их в мешок, примотанный к поясу. Потом они набрели на целую кучу ожерелий, из которых треть была из золота, меди и серебра. Чальк снова, хихикая над глупыми подельниками, пихал в свой мешок легкие ожерелья из жемчуга, кораллов, янтаря — такого редкого в их местах.
В стенах коридора (тоже богато разрисованных) были вырублены ниши, где тоже валялось много всякого. В мешках оседали серьги, вставки в нос и уши, вообще непонятные изделия (опытный чальк пояснил, что это пряжки и застежки). Пройдя вперед, они обнаружили, что вправо и влево тоже уходят коридоры. Только узкие и не очень длинные. Но и там нашлось, чем поживиться. Вочтуикато буквально взвыл, достав большой золотой жезл с кучей завитушек. Такой тяжелый, что в вытянутой руке не удержать.
Грабители сделали уже по две ходки к выходу, передавая Отмеченной Спине мешки. Далеко не полные — полный мешок золота тут же порвется.