Конец эпохи
Шрифт:
– Разум есть разум, этим всё сказано. Надо только раскрыть навстречу ему свои души…
Родриго представил себе этот трогательный момент единения, и его затрясло. Только тут он осознал, что больше ему говорить с Ольгердом не о чем. Это был безнадежно больной человек. Оставалось надеяться на то, что его учение всё же не овладеет миллиардами…
– Спасибо, Воровски, – сказал Родриго. – Обязательно сделаю для себя выводы. Впрочем, это вам, скорее всего, безразлично. Но… Может, у вас есть какие-нибудь просьбы?
Ольгерд помотал головой и, прикрыв глаза, откинулся на спинку стула. Окончив беседу, он уплывал в какой-то свой иллюзорный мир…
Глава 18
КРУГИ
Исабель вскрикнула в последний раз, нагнулась, покрывая лицо Родриго благодарными поцелуями, затем, как всегда, припала ухом к его груди, словно впитывая бешеные удары сердца. Это доставляло ей странное удовольствие – иногда Родриго даже казалось, что таким образом она пытается продлить оргазм. А может, ее завораживало ощущение того, как его сердце, пришпоренное близостью, постепенно успокаивается, входя в привычный ритм? Есть что-то притягательное в процессе перехода – и от спокойствия к буре, и наоборот… Всё может быть. Удивительна женщина в постели, когда вместе с одеждой она сбрасывает с себя весь налет цивилизации и с неразбавленной звериной яростью, как в первобытные времена, принимает в себя ненасытного самца! Это время, когда разум без боя сдает позиции, стыдливо отступает, даруя раскрепощенному телу сладкую ночную власть…
Но разум возвращался.
– Ро-дри-го… – прошептала Исабель и с легким вздохом подняла голову. – Я сейчас…
Вернувшись из душа, она какое-то время бродила по комнате, словно проверяя работу молектронных систем. На самом же деле, как многие красивые женщины, Исабель просто лишний раз давала другу насладиться своей наготой. Это было нетрудно в призрачном мерцании стен, специально настроенных на «интим». Наконец она легла, забросив ногу на бедро Родриго, потом ее колено скользнуло выше и начало поглаживать низ его живота.
Он замер от блаженства, хотя знал совершенно точно: секса уже не будет, они исчерпали себя, и сил у Исабель осталось лишь на эту привычную, как сказка на ночь для ребенка, прощальную ласку. Как замечательно! Только ради таких мгновений, не говоря уже об остальном, стоит тянуть жизненную лямку. Неужели можно противопоставить этому чистый интеллект бесплотного духа, размазанного по Вселенной? Может, Ольгерд не безумец, а просто ущербная личность, обделенная маленькими радостями бытия? Но он не походил на аскета. Тогда в чем же дело? Что заставляет людей становиться рабами идеи? Ожидание новых наслаждений, перед которыми все нынешние померкнут? Да, Ольгерд упоминал об этом. Но главным для него было помочь миллиардам людей стать «равными и счастливыми». Разумеется, он говорил искренне. Все благодетели человечества предельно искренни, потому что несокрушимо уверены в своей правоте. Только что-то уж очень часто «облагодетельствованные» умываются кровавыми слезами…
А надо ли вообще задаваться вопросом, что на уме у «благого Ольгерда»? Он упрятан надежно, а миллиарды будущих сторонников – полнейший вздор: уж с чем-чем, а с плотскими утехами земляне добровольно не расстанутся. Нынешний ажиотаж, бурный рост числа «братьев» объясняется просто: новое учение всегда вызывает в обществе всплеск интереса. Когда оно оказывается пустышкой, происходит неизбежный откат, и все возвращается на круга своя. Во всяком случае, он-то, Родриго, в своем выборе тверд: лучше зримая синица в руках, чем бесплотный журавль. Все кандидаты в обещанный Ольгердом рай просто пойдут Тулу на закуску…
Неизвестно, как далеко он зашел бы в своих рассуждениях, но тут о себе напомнила Исабель.
– Родриго… Ну зачем ты опять улетаешь? Я уже думала, что ты наконец-то превратился в домашнее существо. Целый год думала. Год рядом с тобой – это
Родриго провел кончиками пальцев по ее щеке.
– Мне очень жаль, сеньорита, но так надо. К тому же это ненадолго. Не полномасштабная экспедиция, просто надо кое-что выяснить.
– А без тебя это выяснить не могут? Ненадолго… Кому как, Родриго. Ты же знаешь – никого другого в моей жизни нет. И не будет. Чему ты улыбаешься?
– Да так… Вспомнил историю нашего знакомства. Ты ведь с самого начала знала, кто я, это тебя и привлекало, возбуждало даже. Окажись я домашним существом – еще вопрос, посмотрела ли бы ты в мою сторону. Таких, домашних, там было полным-полно, и писаные красавцы среди них водились. Разве нет?
– Ну… Глупая была. Женщины падки на покорителей космоса – это всем известно. Каждой хочется заполучить бравого парня, героя, чтобы подруги умирали от зависти. Только потом понимаешь, что подвиги совершаются совсем в другом мире, где тебе нет места, что героями не становятся, крутясь возле женской юбки. Тогда-то и начинаешь больше всего на свете желать, чтобы твой парень как раз крутился поблизости, чтобы поместил тебя в центр своего мира. А подвиги… Пусть остаются в прошлом!
Родриго молчал. Есть вещи, которые женщинам почти невозможно объяснить. У них другая система координат! Встроиться, обжиться в ней мужчине нетрудно (иначе человечеству давно пришла бы крышка), но понять до конца нельзя. Исабель не хотела, чтобы он отрывался от дома, потому что не знала зова звезд. А он-то – знал…
После удачной операции по задержанию Ольгерда на Родриго посыпались милости. Воич представил его к новому званию, потом похлопотал и перед СБ, чтобы в виде исключения десантника наградили почетным знаком «За заслуги». Эсбэшники, конечно, поупирались: обидно отметить чужака, тогда как Векслер, пострадавший по собственной глупости (это было доказано), такой чести не заслужил. Но деваться было некуда – десантник вел себя безупречно. По правде говоря, Родриго удивился, когда Воич решил его поощрить: он же был равнодушен к операции и еле согласился отпустить своего эмиссара в Рио. Но вскоре всё разъяснилось. Тул продолжал экспансию, остановить его так и не удалось – в общем, вопрос о консультациях с Маком назрел. А перед таким ответственным заданием надо погладить исполнителя по головке. Мол, то ли еще будет, когда справишься и с этой задачей!
Родриго и хотел новой встречи с Маком, и страшился ее. Хотел – потому что о многом не успели поговорить. А страшился… Кто знает, во что превратился за год сменивший уже столько сущностей хозяин Оливии? Как он его примет? Это ведь не предсказуемый человеческий разум. Может просто отказать в аудиенции, не пустив в свои владения, а может и… Черт, лучше об этом не думать!
– А всё-таки «ненадолго» – это сколько? – спросила Исабель.
– Ну перелет – это само собой. А там… – Родриго задумался. Сколько времени ему понадобится на переговоры? Сутки? Двое? Неделя? А может, удастся перекинуться лишь парой слов: «Поможешь?» – «Нет». Обидно, но ничего не поделаешь…
– Не знаю, – сказал он. – Максимум несколько дней, не считая времени в «гипере».
– Ты не так уж много рассказывал мне о том, что видел там, на других планетах. Неужели было мало приключений?
– Наверное. Большую часть времени занимала рутинная работа. Не каждый же день доводилось есть снежного дракончика! Лучше ты расскажи, что нового тут, у нас. Я ведь сейчас по уши в делах, мотаюсь туда-сюда, а того, что под носом творится, не ведаю.
– Что у нас творится? Дай подумать… Вот! Это, наверное, тебя заинтересует. Помнишь то сборище на площади Ларозьера?